золотыми отворотами. Почти белоснежные волосы, собранные тонкой золотой диадемой, развевались на ветру.
Причёска и лицо мага хоть и были женственными, но его осанка и движения подсказывали, что это грозный боец. Даже в рукопашной.
— Что, Ярош, скажешь? — маг обвёл нашу компанию рукой, — Какая солянка, да? Лучевийцы, южане, и даже северяне, — его взгляд коснулся меня.
Сотник сказал:
— Это не просто северянин, Анфим. Это бросс, и, говорят, это он положил тут половину.
— И хорошо, что половину… Это истинное везение, его величество несказанно рад. Столько живых!
Я ухмыльнулся, не сдержавшись. Сотник Ярош рыкнул, двинув массивными наплечниками, и спросил у мага:
— Ну вот скажи, дюжинник, откуда у кнеза Павлоса такие воины? Я слышал, они служат только Могуте Раздорожскому.
— Не всегда, не всегда… Думаешь, он кнезов?
— Так бронь, говорят, местная.
Голубые зрачки мага сфокусировались на мне. То, что это старший маг, то есть четвёртый ранг, было легко понять. И тут дело не только в золотистой татуировке на шее… Такой же знак был вышит на его мантии, и на пальце висела печать.
То, что это старший маг из армии его южного величества, должен был видеть каждый, да ещё издалека. Должность «дюжинника» говорила о том, что он командует как минимум дюжиной магов, и разговаривали эти двое, как равные.
Около двенадцати магов на сотню воинов. Я едва не присвистнул… Даже при беглом подсчёте получалось, что армии в этом мире в магическом плане невероятно сильны.
Я подметил, что перчаток на нём не было. И ни одно из его колец не отливало ни чёрным, ни красным цветом — то есть, не было похоже на Червонное.
— Странно… — сказал, наконец, маг, и сделал шаг ко мне.
Копейщики, которые разделяли нас с ним, сразу сделали шаг, закрывая магу дорогу. При этом они не отводили от меня наконечников своих копий, один даже коснулся моего плеча, и я почуял, как по коже загуляли мурашки, будто отлежал руку.
— Осторожно, дюжинник. Он опасен.
Старший маг, усмехнувшись, повернулся к сотнику:
— Ярош, почему ты не сказал своим людям, что этот бросс даже связанный легко может их убить?
Копейщики недоверчиво повернули ко мне головы, потом сделали шаг в сторону. Их руки нервно поскрипывали на древке орудий.
— Думаешь, это про него брешет кнез?
— Ярош, как там сказал Павлос? «Бросс на медоеже», — вздохнув, сказал Анфим, — Вот хоть убей, но в этой дыре ты и за сотню вёрст не найдёшь больше ни медоежа, ни бросса.
Я прислушивался к их разговору. Получается, кнез уже встретился с царём? Даже интересно, чего там такого кнез наплёл про «бросса на медоеже».
— Как думаешь, Ярош, он действительно так силён? — ехидно улыбнувшись, спросил дюжинник.
Сотник вздохнул, закатывая глаза к небу:
— Анфим, сожги тебя Яриус, опять начинаешь? Я не буду больше делать ставки, магическая твоя душонка, и не буду калечить своих людей!
Маг звонко расхохотался, потом, резко посерьёзнев, снова уставился на меня. Голубые зрачки, в которых угадывались проблески огненного цвета, пытливо сверлили меня.
— Варвар, неужели я вижу то, что вижу?
Он подошёл ближе. Я вполне чувствовал в себе силы и вскочить, и даже впиться зубами в горло дюжиннику, но понимал, что это будет прыжок в один конец. И он тоже это понимал.
Никто из окружающих даже не понял, что между нами произошёл мысленный обмен реальностями, которые так и не случились. Маг проверил, как я воспользуюсь его якобы ошибкой.
Молча я продолжал наблюдать за ним, чуть морщась от онемения в плече. Наконечник всё-таки проколол там кожу.
— Сотник, могу я наедине поговорить с пленником? — чуть повернувшись, спросил маг.
— Ой, да он мне и за Сиянову сиську не сдался, — тот, отмахнувшись, повернулся и двинулся дальше. Я так и не заметил, какой он знак сделал копьеносцам, но те, подняв оружие, двинулись за ним.
Анфим, прищурившись, положил мне руку на плечо, и я почуял облегчение. Онемение быстро отступало.
— Кнез говорит, что во всём виноваты броссы, — тихо сказал маг, — Они убили наместника Вайкула, потом великого гостя из Лучевии, потом смотрителя маяка… Они пытались похитить лучевийскую принцессу и царского сына. Целый отряд матёрых броссов, а во главе бросс верхом на медоеже.
На этом моменте я аж поперхнулся, до того меня возмутила эта ложь. Нет, ну ясное дело, во всех этих случаях могли мельком видеть бросса, но чтоб кнез вот так заявил?
Да уж, не увидел ни разу кнеза, да теперь даже и не хочется. Я прямо всем нутром почуял, какая там склизкая рыбина.
— Вот и я удивился, — усмехнулся Анфим, — Но вот передо мной действительно бросс. Что скажешь?
— А ты послушаешь? — буркнул я.
Тот не ответил, зато спросил совсем другое:
— Давно у тебя первый ранг послушания, бросс?
Поджав губы, я шумно выдохнул. А вот это плохо, про это я совсем забыл.
— Около суток, — всё-таки ответил я.
Каждый маг, получая ранг, обязан отмечать это на коже. Это закон, и он во всех мирах был одинаков. И к счастью, во всех нормальных мирах сутки ещё не считались «сокрытием ранга».
— Сутки? Яриусов свет! — он искренне удивился, — Кому ты заливаешь, бросс⁈ Ты уже перерос первый ранг, уже давно пора инициироваться и готовиться к следующему рангу. Поломаешь ведь источник!
Услышав его, я закрыл глаза, мысленно обратившись к своему магическому нутру. А ведь этот щёголь прав, я сегодня столько использовал «огненное яйцо», что вывел это на уровень инстинктов. И сам не заметил, как мои контуры укрепились, раз за разом прокачивая через себя энергию.
И не просто энергию… Каждый пучок моих мыслей был отточен многолетней практикой Всеволода Десятого, и даже в бросском теле это дало
