не лез, просто на работу шёл.
Шёл и не дошёл.
Городец встал у распахнутого окна и повертел в руках стальной портсигар, но всё же нарушать режим не стал и развернулся обратно.
— Что врачи говорят? — уточнил он после этого.
— В трёх рёбрах трещины, но обошлось без переломов.
— Вот об этом я и толкую! — хмыкнул Городец. — Кого б другого наповал уложило, а ты трещинами в рёбрах отделался!
Я неосмотрительно фыркнул и немедленно зашипел сквозь зубы от острого укола боли. Пусть несколько часов кряду держал прижатым к боку свёрток с колотым льдом, медитировал и ускорял регенерационные процессы, заставив спасть опухоль и потускнеть кровоподтёки, но ничего не болело — точнее, почти не болело! — лишь пока лежал спокойно и дышал неглубоко.
Дышать, к слову, было непривычно непросто.
— Не согласен? — удивился Георгий Иванович и насмешливо встопорщил усы. — Если ты о Стройновиче, то он-то как раз среагировать и не успел. Его со студентами защитная структура прикрыла. — Городец для убедительности нацелил указательный палец в потолок и веско добавил: — Автономная!
— Не важно, — тихонько выдохнул я.
Сам-то ведь тоже не шибко-то и среагировал. По крайней мере, ничего такого не помню. Чисто инстинктивно разве что успел технику закрытой руки задействовать, поэтому и отделался лишь трещинами, когда один из осколков разлетевшейся на куски чугунной урны мне рёбра пересчитал.
Чего она разлетелась? Из-за бомбы, вестимо.
Жахнуло будь здоров — до сих пор в ушах звон стоит. Ну и рёбра... Эх…
— Вам всем повезло, что бомбу неучи закладывали. Урна ударную волну вверх направила, её обломки по сторонам уже постольку-поскольку разлетелись.
— Мне и этого хватило.
— Если б хватило, ты б сейчас в морге с биркой на пальце лежал, — резонно возразил Городец, хмыкнул и спросил: — Ничего больше не вспомнил об инциденте?
Первый раз опросили меня прямо на месте, ещё даже до отправки в больницу, а потом и в палату следователи с оперативниками тропинку протоптали, поэтому сейчас я лишь качнул головой.
— Нет.
— Насчёт энергетического импульса уверен? Точно не случайное воздействие уловил? Именно им взрывное устройство активировали?
У меня было предостаточно времени проанализировать ситуацию, не говоря уже о том, что направленность воздействия я определил предельно чётко, вот и ответил без сомнений и колебаний:
— Уверен.
— Почему спрашиваю — никто больше ничего такого не почувствовал.
— И сколько среди них почти ясновидящих?
Городец хмыкнул и признал:
— Справедливо.
Я вновь поворочался, устраиваясь поудобней, и уточнил:
— Георгий Иванович, получается, вас на это дело поставили?
— В том числе, — кивнул Городец. — В принципе работы по профилю в Новинске накопилось. В Зимске пока Женя Вихрь побудет.
— Досадно! — протянул я. — У меня без него отношения с оперчастью Бюро как-то не складываются.
Но Георгию Ивановичу было не до моих проблем, у него и своих хватало.
— Ладно, побегу, — двинулся он на выход. — Четыре трупа на руках — если к концу дня не отчитаюсь, мало не покажется.
Я от удивления забылся и попытался приподняться на локте, зашипел от боли, но пересилил дурноту и спросил:
— Какие ещё трупы?! Все ж кроме меня контузией отделались!
Городец обернулся.
— Взрывов три было. У военной кафедры тоже без жертв обошлось, а вот в столовой… Ну можешь себе представить. — На скуластой физиономии Городца заходили желваки, он скривился и в сердцах даже изобразил руками будто скручивает кому-то шею. — Удавил бы сволочей!
— Может, ещё и удавите.
— Ну уж нет! Так легко они не отделаются! — заявил Георгий Иванович и двинулся на выход. — Всё, отдыхай и набирайся сил.
— Какой?! — фыркнул я. — У меня смена через десять минут начнётся!
— Сдюжишь?
— Если койкой обеспечат, то без разницы, где лежать — тут или там.
Городец кивнул и предупредил:
— Как появятся вопросы, кого-нибудь пришлю.
— Кого-нибудь — это Жёлудя? — справился я о сослуживце, коего после возвращения из командировки ещё не видел.
Ответа на этот вопрос не последовало, Георгий Иванович ухмыльнулся в усы и отправился восвояси. А вот мне никуда идти не пришлось — пациенты на сей раз оказались из числа ходячих, пришли на терапию самостоятельно. Им какое-никакое разнообразие, а мне лишний раз шевелиться не нужно. Все в выигрыше.
Выписали меня уже на следующее утро. Впрочем, «выписали» — это не совсем подходящее слово. Просто ни свет ни заря заявился Герасим Сутолока и скомандовал:
— Подъём!
Ну как скомандовал — легонько за плечо потряс и негромко сей призыв на ухо шепнул, дабы моих соседей по палате не разбудить. Не дорос я ещё до индивидуального размещения, ничего не попишешь.
Я кое-как продрал глаза, уселся на кровати и немедленно стиснул зубы из-за пронзившей бок боли. Герасим указал на дверь и выскользнул в коридор, пришлось совать ноги в больничные тапочки, подниматься с кровати и идти следом.
— Давай-давай-давай! — вполголоса заторопил меня Герасим, стоило только присоединиться к нему. — Ноги в руки и бегом!
— Куда? — спросонья не понял я.
— В учебный центр! Забыл про вылет? И так уже вчерашний вечер потеряли!
— Ну ёлки! — в сердцах ругнулся я. — У меня в трёх рёбрах трещины!
— Не принципиально! — отмахнулся Герасим и пояснил: — Нас сегодня сразу на место доставят, теоретической подготовкой ограничимся.
Услышанное нисколько не воодушевило, поскольку и при закалке в Эпицентре, и при входе в резонанс крутило меня — мама не горюй, а с трещинами в рёбрах только и останется, что с Унтера пример брать и ремень закусывать.
Но не отказываться же! Это ведь мне самому нужно!
У меня приоритеты! Блин…
— Спецпрепарат получить надо, — напомнил я.
Герасим поднял руку и продемонстрировал стальной кейс.
— Уже.
— Жди!
Я проскользнул обратно в палату, морщась от боли в боку, поменял больничную пижаму на костюм, без потерь перенёсший подрыв адской машины, перевёл дух, обулся и вернулся в коридор. Думал, придётся уходить в самоволку, но на проходной Герасим предъявил вахтёру распоряжение за подписью доцента Звонаря и — покатили!
Отправились на аэродром мы не на экспериментальном автомобиле, а на обычном вездеходе с куда более плавным ходом, но и так пришлось обратиться к сверхсиле и затянуть себя в силовой корсет. Оперировал исключительно входящим
