поглядел с каким-то застарелым презреньем. Он даже не откинул голову, а только так. Глянул искоса и часто, остекленело моргая. «Ну, что с дурака возьмёшь?» — будто сказали морщины на его высоком лбу. Осторожно вставив крышку на место, Эль со скрипом провернула, спрятала флягу под накидку.
— Ну и⁈
Гратц сопнул. Он оправил жилет и, ничего не говоря, совершенно уверенный в собственной правоте направился к повозкам. Девушка пошла за ним.
Ком встал в горле.
Я не мог это спустить!
Хотел остановить её, ухватил жёсткую ткань… но удар по пальцам тут же заставил отдёрнуть руку. Я не понял, что произошло.
— Если сразу бросить, падучая начнётся, — просто сообщила Эль. — Ты знал?
Я впервые об этом слышал. Но признаться в этом означало подорвать авторитет. Не мог я так поступить. Никак не мог.
Движение. Внезапно ладонь наёмницы… застыла у моей левой щеки. Я замер. Неприятные воспоминания нахлынули. Что-то непонятное происходило. Моргнув несколько раз, я отвёл её руку.
— Это что за шутки? — требовательно и уверенно.
— Я знала.
Эль поджала губу. И вздохнула тяжело. Как будто не задумываясь, она закрутила чёрную прядь. Чуть поморщилась и снова повернулась к лагерю.
В груди закипела. Я выпрямился. Поправил рапиру, так как она Снова съехала набок, и гневно показался в профиль.
— Как Рыцарь Короля!
Эль уходила.
Я ухватил девушку за рук-у.
— Ай… Ай-я…
Резкое движение. Ладонь моя внезапно оказалось зажата. Её пронзила боль… и запястье упёрлось в поясницу. Спина моя выгнулась. Рука полезла вверх и… кажется, сустав мой вышел! Что-то не то в лопатке!
Эль отпустила.
И я, зачем-то высоко поднимая колени, нелепо спотыкаясь прошёл вперёд. Медальон нагрелся. На смену боли, по суставам разлилось тепло.
— Что это бы…
— Подойди.
Я колебался. Но уже спустя мгновенье решительно оправился. Пытаясь не обращать на сапог вниманье, сделал шаг.
Я пожал протянутую руку.
Внезапно предплечье моё поднялось. И дёрнулось вниз. Что-то хрустнуло в плече. Движенье. Эль оказалась позади… Боль в запястье!
Я дёрнулся… Почувствовал тепло. Засеменил…. Упал.
Я упал и лицом упёрся в жёсткую, колючую землю.
Кажется, корень ободрал мне щеку.
… почувствовал, как в поясницу упёрлось колено.
Тишина. Только деревья чуть скрипели. Шелестела хвоя. Я смотрел на поломанный папоротник. Из широко открытого рта вырывалось хриплое и редкое, но глубокое. Рукоять скользнула в ладонь.
Бесполезно.
— Я. Могу? Идти⁈ — резко и чётко спросил девушка.
Мягкая зелень колыхалась от моего дыханья. Я сглотнул.
— Мо-шешь…
Пауза. В какой-то момент гнёт исчез. Руку мою отпустили. И я попытался проползти вперёд. Перевернулся набок и вздохнул, почти пуча глаза. Из груди вырывалось частое, горячее дыханье. Я пытался осознать… что произошло.
Так прошла минута. Две.
Эль прицыкнула. Простояв всё это время неподвижно, девушка, наконец, развернулась. Накидка зашелестела и тихо затрещала хвоя. Не спеша, она пошла в направлении стоянки. Вслед за Гратцом.
Просто ушла.
Тихо было. Только чуть поскрипывали медленно покачивающиеся высокие кроны. Если прислушаться, нечто мелкое пряталось в пышном папоротнике. Но я никого и ничего не видел. Я сглотнул.
Мне было очень… тошно.
Ещё немного подождав, я, наконец, поднялся. И также двинулся к прогалине. К свету огня. Телеги. Большой огонь и люди, которые грудились поближе друг к другу. К свету и жизни.
Кто-то залихватски смеялся.
Гратц теперь толокся у котелка. Дети сонно слушали поучения старушки, а великан сидел у самого огня. Безмолвно, недвижимо он смотрел, как сменяет одна другую яркие ленты.
Чуть спотыкаясь, держась на солидном расстоянии, я обошёл наш лагерь по широкой дуге. Уже привычно, издали нашёл мою Хорошую. Кобыла жевала траву, чуть пофыркивала и помахивала хвостом. Большая голова ее дернулась.
Когда я подошёл, лошади заметно обеспокоились.
— Это ты? — внезапный оклик.
Голос откуда-то слева и снизу.
Щурясь, я заметил человека. Лёжа в траве, мужчина широко раскинул руки и ноги. Неясные отсветы костра мерцали в уставших, как мне показалось глазах.
— Я.
Посмотрев некоторое время, Ином вновь опустил голову. И закрыл глаза.
— Хорошо.
* * *
Что происходило до обеда? Признаюсь, я плохо спал этой ночью и не особенно запомнил.
Вот бородач возится со своим зерном, и кивает удовлетворённо. Вот наёмница прячет точильный камень и привычно уже взмахивает раз-другой. Меч «свистит», а девушка остаётся недовольна.
Ином о чём-то беседует с Веком… Это обстоятельство должно было меня заинтересовать… но этого не случилось.
Всё, что я запомнил, это вкус подгоревшей каши, запах костра и одна единственную мысль: «Почему я не возразил… Почему?» Одна фраза, которая крутилась снова и снова.
Мы таки выдвинулись.
И всего за пару часов нагнали пропавший день.
Я не знаю, по договорённости ли или по собственной инициативе, но великан теперь двигался впереди повозок. Он поднимал и опрокидывал завалившиеся деревья и расчищал нам дорогу.
Отвлекая от зрелища, Ином указал на что-то. И я глянул… Не обнаружил ничего приметного между стволами.
А вот Век разодрал рубашку!.. Показалась кожа, рёбра и обрывки прилипшей к бурым пятнам ткани.
Я сонно моргнул. Вот полудух вырывается вперёд. Вот останавливается и, покачнувшись, упирает разбитую руку в колено. Он наклоняется и хватается за сук. Распрямляется неспешно и с треском, со скрипом ствол поднимается сначала к его животу, а после и к лицу. Дерево падает с протяжным скрипом между стволами. Слышится глухой удар.
Я сглотнул.
Век каждый раз поступал именно так. Куда проще было отодвинуть или, скажем, перекатить. Но каждый, каждый раз великан поступал именно так: наклонялся, задирал край над плешивой башкою и опрокидывал.
Картина, которая повторялась. И большая, «формально» напоминающая человека фигура, которая всегда, всегда двигалась одинаково. Как заведённая кукла[1]. Как механизм. Бездушный и только выполняющий поставленную задачу. Выполняющий её вне зависимости от чего бы то ни было.
В какой-то момент мне показалось, что это он меня вот так поднимает. Что это я болезненно скриплю и падаю кроной между деревьев. Странная идея. Потерев переносицу, я старательно зевнул.
«А хвоста нет», — отметил я. Не знаю почему, но мысль эта несколько привела меня в чувства.
— Завтра разойдёмся, — заметил Ином негромко.
— Да! — отозвался я.
Возможно, слишком быстро отозвался.
Хор и кашель. Конец цепи зацепился, и ошейник врезался в толстую, загорелую шею. Вес бревна потащил… но Век как будто не заметил. Лишь в последний момент великан словно ожил, устоял. Подставил костистую ногу и упёрся ею в землю.
Бревно начало разворачивать.
Как-то странно,