Книга Спасение души несчастного. Том 1 - Лин Няннян

домики, идущие друг за другом в форме полумесяца и окружавшие три центральные каменные фигуры. Ликами они были обращены к маленькому озерцу у ног будущих небожителей и словно приветствовали гостей улыбками – точнее, могли бы, если бы на тех местах, где должны быть лица, что-либо осталось. У первой статуи сохранилась правая рука, в которой лежал полуразрушенный шар, что был символом солнца. Второй, центральный исполин, остался с конечностями, но все его тело, словно могущественное дерево, изгрыз паразит-время, оставив впадины и дырки на камне. Этот бог тоже когда-то держал что-то в своей руке, возможно, обычную веточку, сорванную на территории па́годы[59], – оберег в представлении смертных. Третья фигура, былая красавица, сохранившейся правой кистью изображала жест «просветление»: это можно было понять по слегка сомкнутым указательному и большому пальцам. Ее ноги когда-то были обвиты чем-то вроде змея, от которого остались лишь пара когтистых лап и кусочки тела.

Внушительные размеры статуй захватывали дух, но чем дольше будущие боги смотрели на них, высоко подняв головы и затаив дыхание, тем тяжелее становилось на их душах. Никто из присутствующих, даже местные монахи, не смог бы точно сказать, кто именно был выделан из камня, и это пугало. Хоть жители этого храма старались всячески поддерживать жизнь и память о выдающихся трех богах, время неумолимо поглощало их образы. И каждый из будущих небожителей, смотря на забытых всеми исполинов, задался вопросом: «Забудут ли и меня когда-нибудь, как их?»

Глава 16

Часть 2

Один день в храме Вечной памяти

Один из старейшин за спинами будущих богов сказал:

– Всем нам следует пройти в сердце храма.

Многие удивленно обернулись, и кто-то из толпы поинтересовался:

– Но разве мы сейчас не в центре?

Четверо мужчин покачали головами, а Мэн Чао добавил:

– Истинное великолепие кроется в стенах центрального здания!

Старейшины прошли сквозь толпу господ, и за ними неторопливо побрели остальные. Шао Жоу и Фань Мулань аккуратно поинтересовались:

– А разве нам не следует дождаться хозяев храма – местных монахов?

Не останавливаясь, один из мужчин ответил:

– Здешний храм принадлежит всем смертным, тут нет такого понятия, как хозяин, да и монахи заняты своими делами, незачем их беспокоить.

После этих слов будущие небожители поочередно ступили на лесенку посередине, которая страдальчески проскрипела, словно моля идущих дарить ей лишь мягкие шаги. Войдя внутрь, все застыли. Боковые дома, объединенные стенами с центральным, образовывали длинные коридоры, на стенах которых красовалось более пяти десятков изображений богов.

Порядок расположения картин никак не поддавался логике. Вперемешку вдоль длинного коридора друг за другом висели изображения небожителей разных времен и народов, а перед ними стоял маленький алтарь с парой фруктов и одним еще не дотлевшим благовонием.

Когда все вошли, их встретил первый силуэт: изящная девушка словно замерла в танце, ее одеяния парили вокруг нее, а сама она мило улыбалась, прикрыв глаза и приподняв руки. Это была западная богиня благополучия, принесшая любовь и процветание людям.

За ней висела более старая работа: краски уже начали выцветать, а грозное мужское лицо, нарисованное тушью, побледнело. Возможно, это был бог войны, вознесшийся почти сразу после возведения небесного чертога.

Далее следовал лик южной богини ветров: даже несмотря на то, что картина была довольно старой, все присутствующие избранные господа сразу узнали ее. В книжках, распространенных в мире смертных, она изображается всегда с некоторыми особенностями: статная дева прикрывает половину лица одним веером, а вторым, сложенным, указывает на небо. Каждый, продвигаясь вдоль павильона и рассматривая запечатленных, складывал ладони в молитве и молча склонял голову для приветствия.

Кто-то, дойдя до четвертой картины, воскликнул: «О, покровитель Запада!» – и на это замечание все столпились около него. Юные господа замерли. Изображенным был бог войны, что вознесся немного раньше деления Поднебесной на три территории и был родом с Запада, о чем свидетельствовала в том числе и его внешность: высокий, широкоплечий господин с темными, будто бы слегка лазурнымии глазами, что считались отличительной чертой западного народа еще до его объединения с Югом. Название картины было известно многим: «Всесовершенный, выдающийся господин в крови врагов смертных». Именно поэтому, наверное, его зовут Фа, что переводится с западного диалекта как «образцовый». Этого небожителя все знали как ярого противника нижнего мира, без исключений он всегда изображался в малахитово-зеленых одеяниях, пропитанных кровью демонов, и смертные, которые слышали о его многочисленных победах над этими нижайшими существами, прославляли его за самоотверженность. Его портрет внушал скорее страх, нежели тепло, как предыдущие, несмотря на то что бог войны Лян Фа был изображен как защитник и прообраз выдающегося воина для людей. В отличие от алтаря южной богини ветров, на алтаре всесовершенного господина Лян Фа все благовония сгорали почти моментально. Судя по бронзовой тарелке с пеплом, можно было подумать, будто этот великолепно написанный достопочтенный одним своим вздохом забирал все силы у этих бамбуковых палочек себе, из-за чего они тлели сразу до основания.

Гуляющие, рассматривая изображения богов и продолжая хлопать ладонями в молитве перед всяким последующим алтарем, медленно направились дальше по коридору. У Чан замешкал, остановившись напротив панно бога войны – Лян Фа. Он посмотрел на мужчину, и что-то внутри его всколыхнулось при виде его лица с высоко поднятым подбородком, отведенным от зрителя взглядом, и рук, в одной из которых красовался меч, а другая, сложенная в локте, изображала жест «бесстрашие». Бесстрастное лицо бога настолько захватило внимание наследника, что он не заметил, как из-за его спины вышел Мэн Чао. Восточного господина, который не раз бывал здесь, уже не так волновали изображенные боги. Держа руки за спиной и пытаясь скрыть довольную улыбку, он спросил:

– Восхищает, правда?

Не разобравшись, что именно он ощущал, изучая изображение бога, У Чан коротко согласился и медленно направился за остальными.

– Постой-постой! – остановил его Мэн Чао. – Я хотел узнать: вот если бы ты предстал перед богом войны, Лян Фа, а тот, в свою очередь, выбрал тебя своим небесным последователем, дабы обучить тому, что он знает, ты бы согласился?

У Чан приподнял брови и подметил:

– Довольно странная форма для вопроса «Ты бы хотел стать его последователем?». Почему господин Мэн напрямую не спросит?

– Потому что я хотел тебе показать кое-что, но прежде ты должен ответить! – с хитрой ухмылкой ответил Мэн Чао.

У Чан раздраженно провел пальцами по слегка напряженным бровям:

– Ну, предположим. Если небесные чиновники решат так, сделав меня богом войны, я последую их воле…

Мэн Чао рассмеялся:

– Ты сейчас выглядел столь же удрученно, как покровитель Запада Лян Фа! Он бы точно, увидев твое лицо, принял тебя в воспитанники!

– Смотри как бы не стать последователем вечно веселящейся богини благополучия, будут тебе потом одни женщины поклоняться!

– Ну и пусть, я не гордый! Может, научусь облачаться в образ неописуемо красивой женщины и стану могущественнее некоторых! – Мэн Чао с ухмылкой кивнул в сторону алтаря, и У Чан понял, о чем он говорит.

По сказанию, изначально изображенная на картине прекрасная богиня была мужчиной. Вознесясь, но не расположив должным образом к себе смертных, он пошел на небольшую хитрость: юный бог благополучия не сыскал большой любви народа, поэтому однажды нарядился румяной девицей и решил в новом необычном образе выступить в маленькой пьесе[60] перед людьми, чтобы они уверовали в него. Он пел о том, какой юный Ли Чанми мужественный и целеустремленный, однако люди запомнили лишь его или скорее ее образ и пение. Поэтому незнакомку прозвали Чанчан[61], умоляя исполнить ее еще одну песню. Весь его путь к сердцам смертных в итоге превратился в неразбериху: вспоминая красивый голос, многие начали молиться именно Ли Чанчан как богине благополучия с Запада, а из-за поступающих молитв многие служители верхнего мира долго не могли разобраться, кто такая Чанчан