Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
– Эх, сынок, ничегошеньки-то вы не понимаете. Сталин. Не Сталин. Ничего у нас, по большому счету, после него не изменилось.
Дубравина страшно удивила эта реплика обычно спокойного, уравновешенного отца. Он как-то раньше и не замечал за ним особого раздражения против существующего строя. Правда, Алексей любил воевать с местным начальством. В основном по различным материальным поводам. То спецодежду требовал, то какую-нибудь доплату за вредность работы. К нему частенько обращались местные жители. Жалобу в Москву составить или посоветоваться. Но так, в основном по мелочам.
Дубравин-младший в общем-то краем уха слыхал о семейной истории с отсидкой отца «за колоски», но не придавал этому значения. Кто у нас в стране не сидел!
– Эх-хе-хе! – по-стариковски вздохнул Алексей, отвечая на какие-то свои мысли. – Я вот слушаю голоса и кумекаю. Если так дальше будет продолжаться, как Андропов начал, то дойдет и до самого низа. Начнут искать виноватых и сажать. Как тогда. И вспоминать не хочется, – дрогнул его голос. – Народ наш за людей власть не держит. Так что церемоний не будет.
Никогда раньше он не говорил о том, что было тогда, в голодный послевоенный год. А тут что-то прорвало:
– Зима была. Не дай Бог. Везли нас товарняком. Вагоны не топили. Я почему живой остался? Я встал в вагоне на ноги. Обнял столб, что крышу поддерживает. И всю дорогу стоял. А те, кто сел, так и не встали больше. Смерть от мороза самая легкая. Просто тебе так хорошо, так тепло становится. Убаюкивает. И колеса постукивают. Так что тех, кого убаюкало, повытаскивали из вагона, погрузили на телеги. И сразу в ямы. Закапывать.
А в лагере свои заморочки. Привезли нас. Построили. Стали на работы набирать. У нас блатных было полвагона. Они сразу: «Мы в законе. Работать не будем». А я что? Я пойду. На свинарник пошел. А там боровы, хряки такие огромные! Уши как лопухи. От жира глаз не видно. Матки. Поросятки. Их кормят на убой. Сыворотка молочная бочками стоит, творог огромными чанами. Руку туда запустишь. Наберешь. Ешь, сколько хочешь. Жмых опять же. В общем, жить можно. К весне все эти блатные с баланды высохли и аж почернели. Скелеты, обтянутые тонкой черной кожей. Ходят – шатаются. И падают. А я опять уцелел. Выжил.
Весной меня начальник вызвал:
– Ты, Алексей, мужик оказался крепкий. А у нас тут проблемы. Зеки мрут как мухи. Запрягай мерина в телегу. Будешь трупы возить.
Ох, сколько я их перетаскал. Пока они ко мне по ночам не стали приходить. Вот знаешь как. Во сне идут на тебя и идут. Кажется, счас задушат. С ума сходить начал… Всюду мертвые чудятся. Пошел в санчасть. Освободите Христа ради… Не могу… Да… Советская власть…
Алексей замолк. И погрузился в свои воспоминания.
Помолчали. Отец опять неожиданно спросил:
– Шурка, а ты партейный, что ли?
– Да нет. Может, когда вступлю.
– Тебе беспартейным быть нельзя. Как ты будешь воспевать в газетах подвиги коммунистов, а? – отец усмехнулся с иронией.
– Ладно, батя, тебе подначивать, – Шурка обиделся. – Писать надо правду. Я и буду писать правду.
На крыльце забухали чьи-то шаги. Отец прислушался:
– Еще один правдолюбец пришел. – И ему: – Смотри, сынок, тогда тебя долго в газете держать не будут.
Шурка, честно говоря, не нашелся, что ему и сказать. А и правда ведь.
В коридоре раздался дикий грохот. Потом ругань – мать-перемать. Это пришел Иван. Как всегда, пьяный в ж… Он потащился, видимо, к себе в комнату. Но по дороге опять упал.
Пару лет назад отчаявшиеся родители купили Ивану домишко на втором отделении совхоза. И отвезли его туда вместе с молодой женой. Но и эта мера не помогла, так как на селе пили поголовно. Молодые – какое-нибудь «плодово-выгодное» по рубль ноль пять. Те, кто постарше, – самогон. Окончательно спившиеся переходили на денатураты, стеклоочистители и прочие вонючие спиртосодержащие жидкости.
Иван нашел компанию и на отделении. Поэтому через пару месяцев выяснилось, что он ни к какой самостоятельной жизни не приспособлен. А посему его вернули домой. Где он благополучно прибавил семейство.
Сейчас он находился на «плодово-выгодной» стадии, но уже был готов перейти в разряд «самогонов».
– Ладно, батя, – наконец сказал Шурка. – Я пойду, пожалуй. Мне сегодня на вечеринку. Валерка Литке собирает тех, кто приехал. Посидим…
Он отправился по вечерней улице в надежде, что туда же придет и Галинка. Дело в том, что она еще до сих пор не приехала из города. И он ждал ее с часу на час.
Немцы – народ основательный. Работящий. Дома построили огромные. Так что их улица внушала каждому въезжавшему в Жемчужное определенное почтение. Аккуратные заборчики, палисаднички, деревца под окнами, лавочки. Все чистенько. Дворы забетонированы. Ворота крепкие. Дубравин шел возле такого Валеркиного дома, когда столкнулся с подходившим одноклассником Колькой Рябухой. Тот давно и благополучно забыл все свои юные мечтания о сельхозтехникуме. Остался в поселке. Работал на тракторе. Хорошо кушал. Хорошо какал. Раздобрел поперек себя шире. Так что в первую секунду Шурка его даже не узнал. А когда узнал, страшно обрадовался:
– Колька, ты?!
– Я!
Они обнялись. И Дубравин почувствовал запах табака, дешевого вина и новой кожанки, в которую Колька обрядился по случаю праздника. Поговорили по дороге:
– Ты как?
– Да ништяк! Женился в позапрошлом году.
– На ком?
– На Женьке Мухиной. Уже дочка у нас. Вот такая! – Колька развел ладони, показывая, какого размера у них девочка. – А ты как?
– Учусь в университете!
– О, молоток. Я, может, тоже, вот дочка подрастет, пойду учиться.
– Ну-ну, я помню, после школы ты собирался в техникум.
– Ай! – скривил губы под усиками Колька. – Че техникум. Деревня.
А Шурке почему-то было даже завидно. Вот человек. Уже определился в жизни. Ничего по-настоящему ему не надо. А он, Дубравин, все еще чего-то суетится. Чего-то хочет.
Хозяин, Валерка Литке, белобрысый, тонкий, звонкий и прозрачный, встретил их как дорогих гостей. Стол накрыт скатертью. А на столе – огурчики, хрустящая квашеная капустка, мясо жареное шкварчит на сковородке. (Видать, кабанчика завалили.) Картоха толченая дымится в гигантской кастрюляке. Одно слово, лучшая рыба – мясо-колбаса. Жратвы, короче, завались. И выпивки тоже.
Начали собираться. Пришел могучий, черноволосый, похожий на индейца Коська Шарф, а вместе с ним конопатый Комарик – Толик Сасин, без которого ни одна пьянка в деревне уже не могла состояться. Пришел еще более рыхлый и расползающийся в талии Вовка Лумпик, из-за которого в свое время Дубравин и пострадал. Заика Леля принес с собой гитару. Все такой же тощий, жилистый, с голодным блеском в глазах прибыл Шурка Островков, с которым Дубравин дружил в детстве. Были еще ребята-корейцы. Дубравин их не знал. А также младший брат Амантая. Все люди разные. С бору по сосенке.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
