кивает с улыбкой, очевидно, еще не понимая, на что соглашается. Я тут же поднимаю ее с колен.
– Пошли, а то я скоро размокну.
– И повязку надо мокрую заменить, – улыбается эта камикадзе. Набрасывает полотенце, бежит в кабинет за аптечкой. Возвращается, когда я сажусь на кровать, и, поджимая колени, вся такая довольная, меняет повязку.
– Может в больницу? – снова пытается она, а я уже в таком предвкушении получить ее рот, что мне не помешает и взрыв газа под ногами.
– Там и без меня работы хватает. Оль, начинай. Член от переизбытка крови скоро потемнеет, – она бросает на него взгляд и губы растягивает. – Оль, – зову ее. Она взгляд от моей руки поднимает, но на пару мгновений.
– Ты долго с ней встречался?
– В общем-то нет. Она сначала металась, но я взял нахрапом, сразу предложение сделал.
– Потому что любил?
– Потому что хотел переиграть друзей.
– То есть это был спор?
– Нет, конечно, я действительно думал, что это отличная идея, а по итогу оказалось, что она спит со всеми.
– Она сделала тебе очень больно?
– Ты – больнее, если уж на то пошло…
Она еще задает дикое количество вопросов, дебильных на первый взгляд, но, очевидно, ей нужно все это знать. Как жили, что ели, с кем больше нравится заниматься сексом, делала ли она тебе минет…
Член не опадает только потому, что я вынуждаю ее держать свою ручку не просто на члене, а сжимать яйца. Так проще переносить этот треш.
– Но ты любил ее? – задает она коронный вопрос таким тихим голосом, что я понимаю, все остальное было прелюдией.
– Пожалуй, да, – отвечаю осторожно, хотя она наверняка хотела услышать другое. – Оль, перестань все анализировать. Я сказал, что хочу на тебе жениться, сказал, что хочу быть с тобой, так чего ты опять паникуешь…
Она поджимает губы, а я второй рукой подбородок ее сжимаю…
– Давай, давай. Порази меня силой своей мысли…
– А если ты хочешь сжечь этот клуб, чтобы забыть ее? А вдруг ты никогда не полюбишь меня так, как ее.
Пизде-ец…
Я просто закидываю голову и откровенно ржу. Какая она все-таки ещё девчонка. Неужели сложно понять, что если мужик готов сделать тебя своей женой, то ему абсолютно похуй на остальных. Некоторое время точно, но я уверен, с Олей это будет навсегда. Да и разница в возрасте сыграет свою роль. Когда мне будет полтинник, Оля только в самый разгар женственности войдёт.
– Ну что ты смеёшься? Я переживаю. Она красивая, да и все вокруг говорят, что у нас с тобой несерьезно.
– Иди сюда, дурында, – тяну ее на колени. – Мне что сделать? Рассказать, может, как я сегодня весь день сравнивал бывшую и тебя, не в ее, между прочим, пользу? Или, может, как боюсь, что ты такая молодая и красивая уйдешь от меня. Боюсь настолько, что готов литрами вкачивать в тебя сперму, чтобы ты, наконец, залетела. Боюсь настолько, что готов поскорее взять тебя в жены.
– Ты мог просто сказать, что любишь меня.
Поступки? Да кого они волнуют. Бабам слова подавай. Они ушами любят.
– Люблю, Оль. Все? Сеанс мозготраха закончен? – она радостно кивает, бросается мне на шею, целует губы, щеки, кадык вылизывает. – Тогда начинаем сеанс рототраха.
Оля прыскает со смеху, сползает ниже, но так легко она не отделается.
Она вскрикивает и перестает хихикать, когда я одним броском укладываю ее тело на спину и тяну так, чтобы свисала голова.
– Мне неудобно, – хнычет она, а я грудь ее ладонями сжимаю, соски пальцами цепляя, а головкой по щекам легонько бью. – Игнат…
– Ну все правильно. Задаешь неудобные вопросы – ложишься в неудобную позу.
– Новое правило?
– Семейная традиция, – опускаю одну руку, нажимаю на щеки и толкаю член наполовину. Оля глаза распахивает, пытается меня отпихнуть, но я головой качаю. – Просто расслабься.
Она перестает дергаться, лежит спокойно, носом дышит, а я легонько в ротик ее толкаюсь. Сквозь зубы, что так и норовят сжаться.
– Шире рот открой. Вот так. Дыши носом. Расслабь горло.
Она подчиняется, очевидно понимая, что выбора особо нет. Я продолжаю мять сиськи, второй рукой сжимая свой член, снова и снова пытаясь протолкнуть себя глубже.
Оля задыхается, но продолжает принимать меня, скользить языком по члену, ноготками впиваясь в задницу. Но она все равно напряжена. Больше половины не получается просунуть, хотя и так я готов кончить в любой момент. Но стоит мне коснуться влажных складок между широко раздвинутых ног, как она вытягивается струной, стонет вибрацией мне в член, который вдруг толкается в мягкое, словно патока расслабленное узкое горло. Пара сильных, резкий движений, и я просто ложусь сверху, бурно кончая, вытаскиваю член.
Она часто дышит, продолжая молчать, словно не веря, что смогла принять мой размер в себя полностью.
– Может теперь спать ляжем, – облизывает она белесые остатки, пока смотрю на нее сверху вниз.
– Точно? Может еще есть неудобные вопросы, я готов ответить.
– Не сомневаюсь, – смеется она и хочет уйти.
– Куда?
Она кивает на каплю крови, стекающую по стройной ноге. Фигня. Целую ее в губы и в них же шепчу.
– Никогда не смей меня стесняться. Поняла?
– Постараюсь, но думаю, спать в кровавой постели не улыбается никому из нас.
Ну так-то да. Ладно, придется идти в душ снова.
Глава 39. Оля
– Оля, вставай, – не хочу. Устала. Заебалась. В прямом смысле этого слова. Как только закончились месячные, Игнат словно с цепи сорвался. И отказать было почти невозможно, даже если может не хочешь, тело словно заговоренное всегда откликалось на его желания. – Оля, я говорил, что сегодня мы в ЗАГС идем. Вставай.
Я отвернулась и накрыла себя одеялом, но Игнат сдернул одеяло и почти насильно поднял на руки.
– Оля, ты уже неделю меня опрокидываешь, живо!
– А ты неделю не даёшь мне спать. Дай хоть в порядок себя привести.
– Времени нет. Натяни на себя что-нибудь, ты и так красивая.
Я ещё, конечно, повозмущалась пару минут, но в итоге собралась за десять.
И вот такую раздраженную он потащил в ЗАГС. Там мы наткнулись на очередь.
Я уже приготовилась выстоять положенное время. Уже заняла очередь, но Игнат куда-то исчез, а появился спустя минуту. Не успела я и вопроса задать, как он меня потащил мимо влюбленных парочек прямо в кабинет. Там нас ждала высокая симпатичная женщина. Она сидела за столом и конечно широко улыбнулась Игнату, а при взгляде на меня ее лицо исказила почти гримаса. Я невольно взглянула на свое отражение