места, где можно спрятаться.
В частности, остров Чилоэ, имевший особый статус. Надо заметить, что в свое время его ни испанцы, ни португальцы так и не смогли взять, племя вижучей, живущее на острове, захватчикам не покорилось, — вся Латинская Америка покорилась, а вижучи — нет.
Вижучи и Сантьяго с чилийским правительством не признали до сих пор, не подчинились государственным законам и живут своей островной жизнью.
Дело дошло до того, что в Сантьяго некие правящие умы приняли решение отделиться от Чилоэ административной границей и сделали это.
Многие чилийские преступники сбегают на остров, пережидают там худые для себя времена. По истечении трех лет уголовное дело по любому преступлению в Чили прекращается — таков общий закон, он один для всех; правило это касается и островных отщепенцев, так что после трех лет пребывания на темной стороне жизни они становились бывшими преступниками и приобретали те же права, что и добропорядочные граждане.
Хуан вернулся домой. Деньги, которые он взял в банке под создание цеха по обработке рогов и копыт от божьих коровок, уже можно было не возвращать — срок прошел… Этот раунд жизни он выиграл. Приобрел дом с землей и несколькими старыми деревьями, на которых росли крупные плоды авокадо, купил длинную американскую машину с кожаными сиденьями и пристроил детей учиться в престижную школу.
Брат его остался пока в Испании — присмотрел в Каталонии грудастую тетушку, имевшую свой дом с мясной лавкой на первом этаже и жилой зал с большим будуаром на втором… Больше всего брату в тетушке нравилась ее грудь, на которую можно было ставить полный стакан и даже бутылку с вином и вино не проливалось, посуда стояла, как на комоде, а также возможность каждое утро съедать по паре, а то и тройке (все зависело от собственных возможностей) свежих сочных бифштексов. Естественно, с кровью. Испанцы кровь любили издавна. В общем, брат в своей Каталонии также стал уважаемым человеком.
Вот в такую семью попал капитан дальнего плавания Москалев.
— Как, говоришь, будет называться моя должность? — спросил он у Хуана.
— Телохранитель.
Телохранитель — это значит охранять чье-то тело. Скорее всего, детишек Хуана.
Комнатку Геннадий получил под лестницей, узкую, темную, в которой раньше хранили веники и швабры, с густым мышиным запахом, словно бы Хуан разводил здесь грызунов и за умеренную плату поставлял всему Чили. Неплохо было бы проветрить комнатенку, но как ее проветришь, когда тут нет ни одного окна? Если только вонючий дух этот высосать пылесосом. Вместе с клопами, тараканами и комарами. Москалев подумал, что это надо будет сделать обязательно. И еще с первой же получки купить какой-нибудь спрей со свежим смолистым ароматом и обработать им стенки.
В комнатенку заглянул один из сыновей Хуана, кажется, младший, — сыновья были похожи друг на друга, как близнецы.
— Русо, пошли в банкомат, — приказал он безапелляционным звонким тоном, ослушаться которого было нельзя, — а потом в магазин.
— Пошли, — покорно согласился Москалев.
…Спалось в душном чулане тяжело, дыхание перехватывало, испарина, словно горячая паутина, плотно и липко обволакивала тело, хотелось соскоблить ее с себя, и Геннадий пытался это делать, но все попытки были тщетными; стоило только забыться, как начинали сниться мыши — жирные, лоснящиеся, дурно пахнущие. Москалев немедленно просыпался и долго лежал с открытыми глазами в давящей темноте — не мог уснуть.
На следующий день Хуан позвал его в свою машину, хлопнул ладонью рядом с собою.
— Садись, русо, — проговорил он весело, со спортивным задором. — Сейчас мы съездим в одно место, научим одного человека, как правильно себя вести.
— Как это? — не понял Москалев.
— А ты не знаешь? — Брови на Хуановом лице подскочили до волос и сомкнулись с прической. — Учат хорошим манерам очень просто, русо: пару раз кулаком в брюхо, один раз ногой по яйцам и один раз костяшками пальцев по затылку. Этого обычно бывает достаточно. Понял?
— Теперь понял. — Геннадий вздохнул.
— Главное, чтобы на портрете не оставалось никаких следов. Иначе может придраться полиция. А это тебе совсем не нужно. Ясно?
Москалев снова вздохнул и ничего не сказал в ответ.
Западная окраина Сан-Антонио была очень похожа на окраину Владивостока или Находки — такой же выщербленный асфальт, одноэтажные домики с низкими железными крышами, деревья за кривыми оградками. Чего не было в Приморье, так это апельсиновых деревьев. Апельсинов в Чили много, их не едят даже лошади, зато очень любят поросята. Южная окраина, где проходит главная магистраль страны, в несколько раз богаче, наряднее, шумнее — музыка слышится на каждом углу, — и современнее западной. Северная окраина точно такая же.
Проскочить Сан-Антонио в любом направлении насквозь на американском авто — дело нескольких минут, такая поездка даже приятна. Машину Хуан остановил под грядой густых зеленых деревьев, похожих на лавровые, — такие деревья в России, как и апельсиновые, также не росли, — повел перед собою пальцем.
— Видишь, русо, впереди люди играют в футбол?
— Вижу.
На небольшой утоптанной площадке за потрепанным мячиком носились игроки — мужики, парни. У которых еще даже усы не пробились, — горластые четырнадцатилетние юниоры, в их компанию затесался даже один старик в дырявых трусах, с тощими бульонками и белой, клочьями торчащей в разные стороны бородой.
— Среди них видишь мачо в синей футболке?
— Вижу.
— Вот его и накажи.
Геннадий вздохнул, выбрался из машины, но, прежде чем уйти, всунул голову назад, в кабину:
— Привет от тебя синему передать?
Хуан думал недолго, сделал на лице благосклонную мину и утверждающе махнул рукой:
— Передай!
Геннадий вошел в круг играющих, отпихнул в сторону мячик и ловко перехватил чилийца в синей майке, неожиданно что-то почувствовавшего и шарахнувшегося от него за пределы игрового поля.
— Погоди, погоди, — сказал ему Москалев, удержал за край футболки. — Тебе просил передать привет Хуан… Знаешь такого?
Мачо замычал протестующе, попробовал вырваться, но Геннадий держал его крепко, синяя майка натянулась, как резиновая, свободной рукой коротко, без размаха, двинул его кулаком в живот. Мачо взвизгнул. Москалев пырнул его кулаком еще раз. Мачо взвизгнул сильнее.
Оглянувшись на машину, в которой сидел Хуан, — до нее было метров сто, Хуан наблюдал за экзекуцией на расстоянии (он вообще был "человеком на расстоянии"), — Геннадий снова ткнул мачо, вгоняя костяшки кулака в плоское брюхо игрока и, чтобы тот подольше помнил имя того, кто передает ему пламенный поклон, добавил увесистую затрещину.
— Это тебе от Хуана. — На всякий случай пояснил: — Не от меня, от Хуана. У меня к тебе вопросов нет.
А какие, собственно, могут быть у него вопросы, если он видит этого
