который уже через два дня должен отправиться к Скопину-Шуйскому.
Казаки признали Болотникова, по крайней мере, пока приняли его право говорить с ними и быть услышанным. Теперь же, если Иван поведет себя не так…
— Возьми в знак моего уважения и признательности за науку вот этот ятаган, — Болотников протянул ножны с вложенным в них клинком.
Я не мог рассмотреть, насколько красив был подарок, слишком много световых отблесков было от сверкающих и пестрящих цветами камней, которыми были украшены ножны. Наверняка, это истинное произведение искусства.
Телятевский посмотрел на Болотникова, на подарок, нехотя, небрежно, взял ножны и извлек клинок.
Как бы не ершился Телятевский, он не мог скрыть своего восхищения таким подарком. За долгое время, проведенное на границе со Степью, Андрей Андреевич, начинал ценить восточное оружие, как за очень неплохую сталь, так и за украшательство. И теперь перед Телятевским было произведение искусства, очень дорогое произведение.
— А вот это зеркало, то для благочестивой жены твоей Пелагеи Семеновны, — взорам любопытствующих предстало зеркало, размером полметра на сантиметров тридцать, украшенное серебром и редкими красными камнями.
— Что бы ни было, я желаю, кабы меж вами, моими верными слугами, был мир. Иван Исаевич будет слово мое говорить казакам, — говорил у уже я, стремясь подтолкнуть Телятевского к единственно правильному решению. — Ну, а ты, Андрей Андреевич, боярин, один с тех, кого и я, государь-император, выслушаю. Для отечества нашего вы оба вельми потребны.
После таких моих слов, ни у Болотникова, ни у Телятевского, не было шансов на обострение. И чего вообще Болотников затеял этот спектакль. Хотя именно здесь и сейчас, если какая-то ссора имела место быть, лучше всего можно помириться. Я тому гарантия.
Все правильно! Но то, что меня некоторым образом используют?.. Не нравится мне такое. Особенно не будет нравиться, если я, государь, не получу свои подарки, и явно не хуже, чем Телятевский.
— Государь, — обратился ко мне Андрей Андреевич, при этом не отводя оценивающий взгляд от Болотникова. — Так и не было ссор. Я знал Ивана, сына Исайи, яко доброго воина, оттого и принимаю дары.
Напряжение спало. Может, своими словами Телятевский несколько и уронил свой авторитет Иные, наверняка, знают более моего, какая кошка пробежала между ним и Болотниковым, но в моих глазах Андрей Андреевич приобрел себе бонусы. За правильные слова ему еще воздастся.
— Дозволь, государь, и тебе дары принести, да нашей благоверной царице Ксении Борисовне! — сказал Болотников, низкого поклонившись.
А что? Я дозволил! Какая-то сорока во мне проснулась, тоже хотелось дорогостоящих блестяшек.
Когда показывали то зеркало, что мне дарил Иван Исаевич, все ахали и охали. Это был шедевр, очень дорогой и с немалой художественной ценностью. Пусть и не в полный рост, но полтора метра в высоту у этого сокровища были. В золоте…
— Ты откуда, Ваня, столь дорогие дары привез? — спросил я Болотникова, улучив момент, когда он был ко мне ближе всего.
— Прости, государь, бежал я из Венеции. Было дело, опосля морского бою, пришлось пристать и к острову Мурано, там такие зеркала ладили. Прими дары, не побрезгуй, прошу! — говорил Болотников, расценив мой интерес, как нежелание принимать подарки, которые были украдены.
Да плевать мне, что при бегстве на родину, Болотников почистил чьи-то закрома. Одно это зеркало, если его продать, позволит построить агломерацию военных городков Преображенское-Семеновское. Вот еще один выбор: оставить богатство в пользовании Ксении Борисовны, показать, что я добрый муж, или направить полученный капитал на благо державы? Придется оставить жене, но лишить ее иных подарков, мною пока еще не подаренных.
— Государь, прими и эти пистоли, турецкой выделки. Знаю я, что и в Венеции, и в Богемии, нет таких мастеров, что могут такое сладить, — две обшитые бархатом коробочки распахнули, и в каждой были пистолеты.
На вид — вычурно и красиво, золотые полосы, пересекающиеся с серебряными узорами, на рукояти по драгоценному камню. Я в них не разбираюсь, в камнях, но были красные, может рубины. Но, почему-то, холодное оружие, тот ятаган, казался творением художника, а пистолеты — изделием ремесленного мастера, пусть и талантливого.
— Богатые дары! Принимаю их, Иван Исаевич, — нарочито громко сказал я, делая логическое ударение на отчестве.
Я уже знал, что в этом времени отчество используется по отношению далеко не ко всякому дворянину, более того, для дворян это редкость. Бояре — да, но более никто. Были даже грамоты от моих предшественников, где указывалось того или иного человека называть по отчеству. И теперь я демонстрировал, сколь много приобретает уважения Иван Исаевич Болотников.
А пир продолжался. И не было телятины, маскарад не предусмотрели. Из того, что я знал, моя свадьба могла показаться дружескими, или почти дружескими посиделками. Мой предшественник пьянствовал чаще, танцы европейские танцевал, вел себя более, чем фривольно. Будем жить и работать на контрасте, стараться не повторять хотя бы часть ошибок того самозванца, чье тело я неведомым способом оккупировал. Все равно часть из того, что делал Лжедмитрий, придется внедрять и мне, ну, не был он вообще глупцом, сластолюбцем, начинающим пьянчугой и гулякой — да, но не глупцом.
И еще одна особенность была во время празднования — ни единого немца на торжествах не было. Не потому, что я стремился к этому, а по причине крайне малого присутствия таковых при моем дворе. Но, я-то и не против, даже за то, чтобы умные европейцы жили в шаговой доступности, но… их пока нет.
*………*………*
Москва
8 сентября 1606 года
Поутру я был бодр и весел. И это не благодаря чудотворному антипохмельному лекарству, молитве или особенностям организма. Просто на собственной свадьбе я пил ну очень разбавленное вино, так, подкрашенную воду. Иначе, даже уже окрепший организм мог выдать такие перлы, что на утро вместо веселья, я сокрушался от стыда. Как говориться: если утром тебе стыдно, но не помнишь перед кем, значит пьянка удалась.
И я не трезвенник, не язвенник, и не фанатик ЗОЖа. Просто для таких посиделок должны быть в собутыльниках те люди, которых считаешь друзьями, или хотя бы немного доверяешь. В этом времени, и в той ипостаси, что мне досталась, друзей быть не может. А каждому человеку нужен тот, с кем не обязательно претворятся. Вероятно, это была одна из причин, по которой меня тянет к жене. Хоть в ком-то хотелось видеть близкого. Вроде бы простила за былое. Ту эмоцию, что Ксения продемонстрировала ранее,
