– Прости, – шепчу следом.
Она ничего не отвечает. Только мотает головой. Что значит? Полагаю, подает знак, что все нормально. Скользнув к изголовью, неловко садится. Порывается вновь прикрыть грудь – мельтешит руками. Но, в конце концов, опускает их вниз. Вжимает ладони в покрывало и тотчас его сминает в кулаки.
Я же просто поддеваю резинку боксеров и стягиваю их, на хрен.
Лиза охает, потрясенно выкатывает глаза и отводит взгляд. Правда, почти сразу же его возвращает. Смотрит на мой член, как на какую-то диковинную штуковину, а меня еще сильнее рубит. Горячими волнами проходит по телу возбуждение. Мышцы пресса с такой силой сокращаются, ощутимо болью отдает. О самом члене и вовсе молчу. Мучительно распирает, словно у меня, половозрелого самца, не здоровая похоть, а ебучая гангрена.
Нельзя думать о том, что я, блядь, прямо сейчас собираюсь перед своей Дикаркой дрочить. Нельзя, но я думаю. Вместо позвоночника, словно раскаленный кол вбивает, а по спине раскидывает крупные мурашки. Этот контраст и заставляет меня содрогнуться. Всем своим габаритным телом.
– Насмотрелась?
Хрен знает, зачем спрашиваю. Вроде как неосознанно это выдавливаю. Лиза и так едва живая сидит, а после этого вопроса еще ярче вспыхивает. Кожа выглядит такой красной, будто она принадлежит к какой-то другой незнакомой мне расе. При чем явно инопланетной.
Снова действую отличительно резко, словно на перемотке. Спешу успокоить Дикарку, да только методы… Тяну ее вниз и, когда падает спиной на матрас, под ряд надрывных вздохов ложусь сверху.
– Не бойся… Извини… Я люблю тебя, – выдаю быстро, но с паузами. Смотрю исключительно ей в глаза. Все вокруг исчезает, а меня в ней раскидывает. Похрен, именно там я и хочу оставаться. – Не бойся, ты в трусах.
Последнее гениально, я считаю.
Пиздец просто.
Всегда был рассудительным. Знал, что сказать нужно. А тут вдруг мозги так буксуют, чувствую себя каким-то конченым деградантом. Не хватает только третий раз толкнуть коронное «не бойся», вкупе с какой-то тупой и бесполезной гарантией. Хотя, если знать, что подействует – не раздумывая, толкнул бы.
Дрожит Лиза так, что меня на ней потряхивает. Я понимаю, что, несмотря на страх, который является вполне заметным и даже ощутимым, она испытывает возбуждение. Но, черт возьми, впервые не знаю, что именно с этим делать. Раньше опрокидывал и после непродолжительной возни просто трахал. С Дикаркой же так не поступишь. По правде, я боюсь ее лишний раз коснуться.
В какой-то момент Лиза не выдерживает давления и, что-то пропищав, упирается ладонями мне в грудь. Походу отталкивает, но я…
– Я хочу тебя, – вскрываю то, что попросту не способен сдерживать. – Но я буду аккуратен. Обещаю. Ты уйдешь целкой. То есть, блядь… Я имел в виду девственницей. Непорочной.
Сука… Конечно, опороченной. Невинность – это не просто наличие плевы. Совокупность факторов. Большую часть из них я уже нарушил. И осознание этого кружит голову. Томительным вихрем соскальзывает вниз. Сливается в пах. Безбожно усиливает похоть.
– Мне… как-то странно… – шепчет срывающимся голосом Лиза. – Не пойму своих ощущений… Слишком сильные… Все кружит внутри…
– У меня тоже, – выдаю я. – Надо привыкнуть.
– И тогда ты покажешь?
Черт, забыл, для чего все затевалось, когда сверху на ней оказался.
– Конечно.
Разрывая зрительный контакт, прижимаюсь лицом к Лизиной шее. Она сразу же дергается и снова толкается ладонями. Я чуть смещаюсь и, замирая у ее уха, хрипом:
– Тихо, маленькая… Тихо, малыш… Тихо… – стараюсь не анализировать, насколько умно это звучит. Главное, искренне. – Я тебя никогда не обижу, помнишь? – поднимаю главный аргумент.
– Помню… – выдыхает и вцепляется мне в плечи.
Не пальцами, а ногтями в кожу впивается. В принципе против всего, что я чувствую, эта боль вполне терпимая.
Слегка смещаясь, скольжу отекшим членом по голой коже Лизы – громким дуэтом стонем. Я замираю, прикусываю губы до крови, счесываю слизистую, а она, тем временем, выдает череду каких-то отрывистых всхлипываний.
– Очень странно… – все, что я распознаю, когда Дикарка принимается что-то шумно тарахтеть.
В обычной ситуации усмехнулся бы, но сейчас, конечно же, не могу. Разжигается за грудиной такой кострище, что дышать приходится через раз. Громко, быстро и рвано.
Единственное решение, которое нахожу в своем расплавленном мозгу – поцеловать Лизу. Начинаю с шеи, ключицы, веду губами по груди…
– Ох, Боже… – сипит она.
Пока я добираюсь до вершины, только отрывисто дышит. А лизнув языком сосок, судорожно выгибается. Инстинктивно ловлю ладонями ее плечи и, припечатывая к матрасу, захватываю напряженную горошину ртом. Всасываю, наслаждаясь ее беспорядочными чувственными конвульсиями и сладкими стонами. Даже то, что царапает, привносит какой-то удивительный дополнительный кайф.
Перемещая ладони, сжимаю грудь Лизы у основания. Сгребаю для своего удобства. Зацеловываю, лижу и мягко втягиваю, наблюдая за тем, какие следы оставляю. Тонкая кожа краснеет и непрерывно стягивается мурашками.
Дикарка дышит все тяжелее. Разрывает пространство частыми охами, вибрирующим мычанием, тонкими стонами и высокими всхлипами. То и дело дергается подо мной. А когда соскальзываю с груди на выступающие ребра, не прекращая подрагивать, вдруг сжимает бедрами мои бедра. Подозреваю, что инстинктивно тормознуть пытается, а вместо этого усиливает контакт. Мой член попадает аккурат ей между ног. И там у нее не только жарко, но и влажно.
Твою мать…
Сцепляю зубы, но это не останавливает мой стон. Он получается сдавленным и каким-то виляющим. Слишком разные ноты выдаю, никакого такта.
Лиза тоже стонет и, кажется, вообще никак себя не контролирует. Временно теряет весь свой стыд. Летает Дикарка. С ней хочу. Из последних сил держусь, чтобы не сдернуть эти мокрые трусы. Чувствую ведь, как соки ее возбуждения пропитывают не только ткань, но и на мой член попадают. Впитываю кожей. Втягиваю носом. Торчу необычайно. Снова крышу срывает и пережигает проводку. Троит и ведет тотально. Впиваюсь ртом в нежную кожу, захватываю губами, кусаю и прокладываю влажную дорожку от бока до бока. Спускаюсь на отчетливо дрожащий живот. Лиза дергается, цепенеет и издает ряд коротких надсадных звуков. Резко вскрикивает и останавливает меня лишь, когда пробую скатить губами ее трусы.
– Нет… Не надо, пожалуйста… Иначе я умру…
Господи, если бы я мог рассмеяться! Она ведь на полном серьезе выдает эту дичь. Поднимая поплывший взгляд, старательно фокусируюсь на ее перепуганном лице.
– От этого еще никто не умирал, – отрезаю я, предполагая, какие страшные, адовые муки моя Дикарка мысленно рисует. – Впрочем, и не рождался. Если я поцелую тебя там, ничего ужасного не произойдет. Это безопасно. И приятно.
