Слишком поздно! Петигрю успешно преодолел две ступеньки, но врезался головой прямо в низкую балку над входом. Придя в себя, он понял, что находится в небольшой квадратной комнате, почти половину которой занимал громадный письменный стол. Он впервые посетил крохотное средневековое жилище Макуильяма, зажатое между двумя роскошными зданиями в духе Афины Паллады в углу двора кафедрального собора Маркгемптона.
Шеф полиции возился у буфета позади стола.
— Когда с одной стороны живет настоятель собора, а с другой — находится здание канцелярии епархии, можно сказать, что у меня приятные соседи, заметил он, появляясь с графином, сифоном и двумя стаканами в руках. — Тем не менее я считаю делом чести не приглашать к себе людей ростом выше пяти футов. Предки англичан, видно, были низкорослой расой.
Петигрю взял протянутый ему стакан.
— Простите, что не смог пригласить вас к себе, — извинился он. — Но жена позвала друзей на игру в бридж, и я подумал, что вы не захотите с ними встретиться. Среди них миссис Бассет, — добавил он.
Макуильям открыл разбухший портфель, достал толстую кипу бумаг разложил на столе. Их внешний вид был угнетающе знаком его визитеру. Затем хозяин открыл длинный конверт и добавил к груде его содержимое.
— Согласен, — сказал начальник полиции. — В данном случае лучше избегать встречи с гостями вашей жены, особенно с миссис Бассет. Но сегодня нас никто не потревожит. Я распорядился, чтобы за мной не посылали, разве только в самом крайнем случае. А что касается моих соседей-церковников, не думаю, чтобы кто-то из них вдруг зашел. — Он удобно устроился в кресле и посмотрел на Петигрю своим честным открытым взглядом. — Говоря о церкви, — продолжал он, — вы были совершенно правы насчет судьи по вопросам о наследстве и опеке.
— Вот как! — отозвался Петигрю.
— Фактически, вы во всем оказались правы.
— Вот как! — снова вырвалось у Петигрю.
— Может, хотите взглянуть на бумаги, чтобы удостовериться, что все они в порядке.
— Пожалуй, — без всякого энтузиазма согласился Петигрю. Просмотрев бумаги, он подтвердил: — Да, кажется, сведения исчерпывающие. Они действительно подтверждают мои предположения относительного того, что произошло.
— Поздравляю.
— Спасибо, — уныло сказал Петигрю.
— С другой стороны, — спокойно продолжал Макуильям, — последние отчеты Тримбла нисколько не продвигают расследование.
Петигрю, наскоро прочитав отчеты, согласился с ним.
— Фактически, — заметил он. — мы топчемся на том же месте, где были.
— Не совсем, — безмятежно возразил Макуильям. — Не могу с вами согласиться. Нам многое удалось сделать. Мы установили правду о том простите, что я так говорю, — что сначала казалось совершенно дикой и невероятной версией. По ходу дела мы установили несколько весьма подозрительных фактов. И эти факты, на мой взгляд, ведут к одному неизбежному заключению, а именно, что мы установили, по крайней мере, личность одного человека, ответственного за это преступление. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы двигаться дальше.
— И куда же, мой дорогой полицейский шеф, — потеряв терпение, вскричал Петигрю, — куда вы намерены двинуться? Какая польза от всех ваших подозрительных фактов и неизбежных заключений, когда вы отлично знаете, что в конце концов не можете сказать, кто совершил убийство и как оно было совершено? Вы говорите, что я во всем был прав, что ж, пусть так. Но прошу вас вспомнить, что сейчас мы находимся именно в том положении, о котором я предупреждал, когда вы вытягивали все это из меня. У нас на руках куча фактов, которые могут относиться к преступлению, а могут никак не быть с ними связанными. У нас нет средств доказать их связь с преступлением. Поэтому мы остаемся с перспективой прожить остаток нашей жизни с горожанином, которого подозреваем в совершении убийства, хотя это подозрение может быть совершенно беспочвенным. Господи, как я жалею, что не послушался своего инстинкта, который советовал мне держаться от этого расследования подальше!
В ответ на эту тираду начальник полиции только взял кувшин и налил солидную порцию утешительного средства в стакан Петигрю, сдобрив его минимальным количеством содовой. Петигрю с благодарностью принял предложенное средство, и какое-то время мужчины сидели молча. Затем, когда Макуильям хотел что-то сказать, в дверь позвонили.
Макуильям осторожно встал, отдернул занавеску и выглянул на улицу.
— Какая неловкость, — пробормотал он, возвращаясь в центр комнаты. — Там инспектор Тримбл. Должно быть, что-то серьезное, иначе он не нарушил бы моего приказа. Прислуга сегодня выходная, так что дверь придется открывать мне. — Он с отчаянием оглядел комнату. — Мне нужно было предусмотреть второй выход из дома. А здесь даже крысе не спрятаться. Хотя, может, мне поговорить с ним в прихожей, а вы посидите здесь, пока он не уйдет.
— Нет, нет, — смиренно ответил Петигрю. — Пусть войдет. Это будет великолепным завершением восхитительного дня.
Макуильям все еще колебался.
— Я думаю о его чувствах, — вздохнул старший констебль.
— К черту его чувства! Не понимаю, почему я один должен страдать из-за этого проклятого дела!
Звонок повторился, и Макуильям, беспомощно пожав плечами, вышел. Петигрю слышал, как открылась входная дверь и в прихожей раздался голос Тримбла.
— Простите, что беспокою вас, сэр, но дело такой важности… — говорил он, ловко спускаясь вниз по ступеням и привычно наклонив голову в нужный момент. Здесь он замер на месте, увидев Петигрю. — Прошу прощения, сэр, напряженно сказал он. — Я не знал, что у вас гость. Может, мне лучше…
В этот момент взгляд инспектора упал на проклятые улики, разложенные на столе. Это был тяжелый момент. Багровая краска залила его лицо, когда несправедливость его начальника медленно дошла до него.
— Я не знал, сэр, — повторил он, — не знал, что вы… что мистер Петигрю…
С нарастающим ужасом Петигрю увидел заблестевшие на глазах инспектора слезы. У него сжалось сердце, он судорожно искал подходящие слова, но они не приходили. Простить можно многое, подумал он, но несправедливость по отношению к профессиональной чести человека — почти непереносимое оскорбление.
На такой случай, как и почти на каждый, у старшего констебля было собственное лекарство. Он мигом оказался у буфета, нашел еще один стакан, наполнил его и сунул в руку Тримбла.
— Спасибо, сэр, но я не пью, — холодно сказал инспектор.
— Я знаю, но по этому случаю лучше выпить. Вам нужно выпить. Выпейте и садитесь… или лучше, сначала сядьте.
Он подтолкнул под Тримбла стул, и как раз во время. Инспектор упал на стул так резко, что едва не расплескал содержимое стакана. В состоянии полной растерянности он машинально поднес стакан к губам и сделал глоток. Крепость напитка оказалась для него слишком непривычной, и его первый опыт выпивки закончился длительным приступом жестокого кашля.
