Каждый мальчишка в деревне у Холма мечтал походить с такой палкой хотя бы денёк: нет ничего удобнее для понарошечной стрельбы или бешеной скачки козлом вокруг уставшей матери. Но старушка Айнуш, с тех самых пор как её любимая внучка пропала у скалы Карадаг, никогда не выпускала из рук чёрную резную клюку с гладкой латунной ручкой.
Сегодня солнце почти не светило, и казалось, что утро с трудом договорилось с ночью, чтобы наконец наступить. Звуки были ватными, воздух — холодным, бельё на веревках деревенских хозяек — мокрым, а детский сон таким же крепким и сладким, как чай старушки Айнуш. Она доедала булочку с изюмом, когда в дверь постучали.
Цуи-уа, циа-у, тонк-тонк-тонк.
— Кто там? — спросила старушка. Никто не отвечал, не дёргал ручку в нетерпении и не шуршал бумагой от халвы. Приходить в гости к Айнуш без халвы или хотя бы ореховой нуги в деревушке не рисковали.
— Да кто там, наконец?! — старушка отставила палку в сторону и, держась за поясницу, вдела цепочку в чугунную петлю и осторожно приоткрыла дверь. Поводив через щёлку одним глазом то влево, то вправо, Айнуш загремела затворами и попыталась рукой нащупать гладкую ручку клюки в углу. Но натыкалась то на паутину, то на плащ, висевший на ржавом гвозде, то на трость зонтика, то на спящего на табурете кота Эрме. Айнуш растерянно стояла посреди утренней голубоватой темноты прихожей и всматривалась в тот угол, где только что оставила свою палку. Там ничего не было. Айнуш распахнула дверь, тяжело шагнула через порог и по привычке выставила вперёд себя руку, держа невидимую клюку. Несколько минут она то оглядывалась на дверь, то всматривалась в заросли свекловичного тростника за калиткой. Ни у соседских домов, ни у колонки с водой не было ни души, даже для молочника ещё было, кажется, рановато.
Вернувшись в прихожую и заперев дверь, Айнуш увидела свою клюку, стоящую в углу. Именно там, где ещё недавно она и должна была быть. Кот, плащ, зонт, утренние сумерки — всё было на своих местах.
— Ты где была?! — прикрикнула старушка в угол и ухватила палку за латунный нос.
Она так обрадовалась находке, что не стала долго раздумывать над странным исчезновением, списав его на свою невнимательность и раннее утро, в котором иногда всё так перепутается, что кусочки снов нет-нет да и проскользнут в дневные дела.
Тонк-тонк-тонк — шла Айнуш, крепко держа в руке свою верную помощницу.
— Хоть бы чай не остыл, пока я тут хожу, кто-тамкаю не пойми кому, — посетовала старушка и села в плюшевое кресло. Чай всё ещё дымился тонкой серой змейкой над светло-коричневым озерцом.
— Ты чего такой горячий? — Айнуш обожглась и отставила чашку. — Интересно, я смогу наконец позавтракать?!
На столе рядом с откушенной булочкой и чаем вдруг появился бутерброд с козьим сыром и кровяной колбасой, гречишные блинчики и сливовое варенье. Старушка Айнуш замерла, вцепившись в плюшевые подлокотники, и не могла пошевелиться. Она с опаской тронула блюдце с вареньем и быстро отдёрнула руку. Блюдце как блюдце. Потом быстро клюнула крючковатым пальцем сыр. Это утро было таким странным, что хотелось скорее рассказать о нем соседке Лидэ.
Опершись на свою клюку, Айнуш быстро вышла из комнаты, звякнула калиткой и — пуф-пуф-пуф — зашагала по тропинке. Ей казалось, что палка уже не была такой удобной, как раньше. Она как будто не хотела шагать вместе со старушкой, а капризничала и плясала. Больше не было под руками уверенной, твёрдой опоры. Айнуш остановилась. Клюка подалась вперёд своим резным тельцем и развернула старушку в сторону. Палка стала сама ударяться об землю, каждый раз делая небольшой шаг так, что старушке пришлось только поспевать за своей новой хозяйкой.
— Куда ты, остановись! Лидэ, Ли-идэ-э! — позвала напуганная Айнуш свою соседку. Но клюка уже тащила старушку к дому прачки Иллу. Поравнявшись с забором, клюка вдруг остановилась, выпрямилась и топнула. Тонк! Из окна раздался сначала обеспокоенный женский голос, потом отчаянный крик, замелькали тени, и задрожало пламя свечи, которая с ночи догорала на столе.
* * *
Вечером Айнуш и Лидэ оживлённым шёпотом обсуждали странные происшествия сегодняшнего утра и пили густую крыжовенную наливку. Лидэ рассказала, что у прачки сегодня утром умер от тифа трёхлетний сын, и они с опаской поглядывали в угол, где стояла резная, нарядно-чёрная клюка Айнуш.
— Сейчас бы к твоей наливке копчёной селёдки и ароматного пюре, которое готовит кирпичник Торрэ… — сказала Айнуш и вдруг услышала какой-то очень знакомый звук. Тонк! И на столе появился чугунок, заботливо закутанный в кухонное полотенце.
— Айнуш, разве ты что-то приносила с собой? — обе изумлённо смотрели на чугунок.
— Я пойду… — сказала Айнуш. — Сниму бельё с веревки, пока не начался ливень.
Айнуш поспешно взяла палку и вышла. Подходя к дому, она опять почувствовала, как палка засопротивлялась. Обессилев от страха, Айнуш шла туда, куда клонила её черная резная трость. Рядом с конюшней местного казначейства клюка выпрямилась и звонко стукнула по порогу: тон-н-нк! Айнуш уже поняла, что завтра утром от какой-нибудь болезни падёт молодая почтовая лошадь.
Старушка бросила палку на землю и решила, что без неё дойдёт до дома, запрёт дверь, а завтра пойдёт к деревщику и закажет у него новую, красивую и не такую зловещую трость. А заодно выспросит жену деревщика тётушку Исту про племянницу Ларию, приехавшую ночью в Ий-Ман. Айнуш шла, тяжело переставляя ноги: вот уже близко её калитка, окна с недавно выбеленными ставнями, между которыми уже виднелся силуэт кота Эрме. Старушка лязгнула замком калитки и быстро заперла её изнутри.
— Уф-ф! — облегчённо вздохнула Айнуш и направилась к двери дома.
Тонк! — что-то громко ударилось в ворота.
Ступка дядюшки Эппе
Старик Эппе чем-то гремел в деревянном сарае, когда тётушка Исту заглянула к нему через забор.
— Кто-то есть дома? Эппе?! Опять ты толчёшь в своей медной ступке чужие судьбы? Лучше бы занялся своей и подвязал виноград, а то он скоро совсем ляжет на землю.
— Исту, это ты? — спросил Эппе, выглядывая из сарая.
Старик снял галоши, аккуратно поставил их за порогом и в лёгких садовых туфлях пошёл открывать чугунную калитку, в которую, кстати говоря, уже совершенно не влезала тётушка Исту.
— Скоро мне придётся искать в чулане ключи от ворот! — засмеялся Эппе, помогая соседке войти.
— Слушай, Эппе, помнишь, я давала тебе семена мускатной тыквы? — спросила Исту, тяжело поднимаясь по каменным ступенькам.
— Да, я посадил их вон там, возле ручья, и уже видел одну маленькую тыковку под листом. А что? Ты хочешь испечь тыквенное печенье? Боюсь, что нам с тыквами нужно ещё пару недель.
Исту молчала, она думала сейчас совсем не о печенье, а о том, что приехала её племянница Лария, вся в слезах вышла из повозки и бросилась к ней на шею. Они проговорили всю ночь, и к утру было решено: сразу после завтрака Исту идёт к Эппе, чтобы уговорить старика снова потолочь судьбу Ларии.
