исчезали во тьме. Я хихикнула и птичкой выпорхнула из тулупа. Я попыталась улететь следом за снежинками, но Фер ухватил меня за перья и удержал. Ну и пусть! Мне и так было хорошо.
Из тьмы появилось белое, как снег, лицо Магды. Она гневно уставилась на меня и, раззявив гнилую пасть, попыталась проглотить снегоход. Я заорала и плюнула в нее огнем, прямо в гнилую пасть.
Ферах рынком вернул меня в тулуп. Лир с воплей пытался удержать ушедший в занос снегоход. Нас мотнуло, как будто мы были игрушками в коробке. Я опрокинулась на Фераха, потом нас швырнуло назад, и снегоход остановился.
— Да ты охуела! — истошно завопил Лир, убедившись, что мы стоим на месте. — Что за фейерверки?!
— Что?… — не поняла я.
— Ты начала плеваться огненным шарами, — пояснил Ферах, отодвинув меня от себя. — Я такое только на весеннем фестивале видел. И то у факиров как-то… не так страшно выходит.
— Да блин, просто охуенно! — Лир попытался завести двигатель. Под капотом минуло синим и ничего не вышло. Механик с руганью спрыгнул в снег и провалился в него почти по пояс. Барахтаясь и цепляясь за снегоход, он проковылял к капоту и поднял крышку.
— Нахрена вы вообще ей нужны? Одна жжет проводку, другая двигатели! Никакой пользы, кроме вреда! — Прямо ругать богиню Лир не посмел, а вот на наши с Камой бедовые головы не пожалел.
— Извини! — пробормотала я, но он услышал и выплюнул:
— На извини до ворот не доедешь! — он что-то пощупал около минодвигателя — Фонарь дай!
Мы передали ему фонарь, Лир подключился к батарее и посветил себе.
— Помочь?
— Сидите и не мешайте, — он прицепил фонарь на плечо и занялся своей работой. Мы послушно молчали и не мешали. Я поглядывала в темноту. Показалось или нет? Мне стало страшно, что мы стоим посреди снежного поля и видны любой дряни. Но что я могла поделать? Только не глушить двигатель, но для этого надо вернуться на четверть часа назад в прошлое и вломить себе леща до того, как я начну ворожбить. Идея, конечно, заманчивая, но даже пьяная я понимала, что это невозможно.
По требованию Лира я переползла на водительское место и попыталась запустить двигатель. Удалось.
— Как мастер Рахаил тут с вами не сошел с ума, — Лир захлопнул капот и с трудом проковылял обратно к приступке перед водительским сиденьем.
— Ну, он крепкий, — я перебралась к Фераху. Если из старика можно было бы сделать гвоздь, им бы Амазда сумел нанизать все земли на одну ось, и ещё Извечный Огонь в придачу.
— Ну, поехали, — Лир включил фары и вывел нас обратно на кое-как укатанную дорогу. Я ещё раз оглянулась, пытаясь увидеть наши следы и место, где меня настигло видение. Было ли это просто видение или из тьмы к нам что-то на самом деле вышло? Увы, уже не узнать. Утром следы заметёт, а просить Лира подвезти нас к тому месту бесполезно.
К сожалению, холодный воздух и происшествие на дороге не выветрили из моей головы алкоголь до конца. Спуск со снегохода дался мне с трудом. Вспомнив, кто именно послал меня на станцию, я заупрямилась и объявила, что пойду к Рахаилу утром. Но Лир решительно протащил меня за руку в его кабинет. Я решила было сопротивляться, но когда придумала, как это сделать и приготовилась вырывать руку из его хватки, Лир уже открыл замок своим ключом и усадил меня в кресло. Я испуганно оглядела кабинет старика, не понимая, как я тут оказалась.
— Ты волшебник? — прямо спросила я у Лира. Тот покрутил пальцем у виска, велел Фераху не спускать с меня глаз и не давать уйти.
— Знаешь, я готов поклясться Тиарой, что ты после чайной не выпила ни капли больше. Но ведёшь себя, как если бы пила пшеничную всю дорогу.
Я хмыкнула и поднялась на ноги.
— Есть такое. Я странно пьянею. Не как все люди. Сначала вроде ничего, а вот через часик меня накрывает. Впервые когда напилась, радовалась, что не пьянею. А потом брат сказал, что я принялась рассказывать, как папа кормил меня во время осады котлетами из нашей соседки.
По-моему, Фераху стало нехорошо. Он сел на табурет для посетителей и обхватил руками голову.
— Просто не продолжай, а?
— Хорошо, — легко согласилась я и прошлась вдоль полок с папками и документами. Учёт, поставки, текучка. Личные дела за неплотно закрытыми дверцами деревянного шкафчика. Обычно Рахаил их запирал, а ключ носил с собой. Я оглянулась на его стол. Так и есть, что-то искал в личных делах. Я, обуреваемая пьяным любопытством, плюхнулась в кресло старика и по-хозяйски повернула к себе корешки папок.
— Тебе же влетит, — устало заметил Ферах.
— Ага. О, смотри, тут и твоё есть!
Рыцарь вскочил на ноги, как будто его укусила в задницу целая стая ос. Я от неожиданности крякнула. Надо же, как быстро двигается!
— Не трогай его!
Я махнула рукой, отправляя его жестом обратно в кресло. Ферах с неожиданной силой дёрнулся, пытаясь встать. Мне пришлось даже напрячься, чтобы удержать его там. Пьяной я ворожбила всегда лучше, чем на трезвую голову. Но Фер меня удивился. Он так сопротивлялся мне, что чуть было на самом деле не встал на ноги.
— Майя, прекрати немедленно! Как человека тебя прошу! Положи папку!
— Что у тебя там такого? — меня распирало пьяное любопытство. Я зафиксировала его в кресле и обеими руками ухватилась за верхнюю папку, на чьём корешке значилось имя моего товарища.
— Майя, прекрати пожалуйста, — Рыцарь как-то излишне обречённо и внезапно опустил руки, прекратил сопротивляться и отвернулся.
— А ты потомственный рыцарь!
— Да. Пожалуйста, я тебя очень прошу, положи всё на место. Я тебе не прощу, если ты так не сделаешь, клянусь!
— Да брось, что такого ужасного ты наделал, что прямо ужас-ужас? — я пролистала сведения о семье, посмотрела на фотографии его родителей. Оба были орденцами, мать рыцарем, а отец мастером-оружейником без принятия обетов. Оба выходили весьма достойными людьми. Я почувствовала прилив симпатий к Феру. Мои родители тоже были рыцарями. Только мама — мастер-инженер без посвящения, а отец просто рыцарь-наставник. Следующей шла выписка из средней школы с отличными характеристиками и оценками. Направление на орденскую практику. Говорили, что раньше в Орден принимали только уже сложившихся и доказавших свою доблесть людей любого происхождения и рода занятий. Главном было желание служить общему благу Альдари. Ныне всё было по-другому. Наше сестринство почему же на самом деле не хочет присоединяться, будучи нищим, как храмовая мышь? Потому
