и, вытянув лапы, длинными, крючковатыми когтями старался ухватить какого-нибудь зазевавшегося кашкалдака. Но птицы зорко следили за ним, и каждый раз, как только хищник, растопырив когти, вытягивал их для захвата добычи, навстречу ему, словно по команде, поднимались сотни две острых разинутых клювов. Клюв у кашкалды крепкий, острый, и лунь шарахался в сторону. Но снова нападал с высоты на стаю и, встреченный кашкалдой, опять взмывал вверх. Так продолжалось несколько минут. В горячке боя ни та, ни другая сторона не обращала на меня ни малейшего внимания, хотя я уже совершенно открыто сидел в куласе и с любопытством смотрел на поединок хищника со стаей.
Мне стало вдруг жаль кашкалду. Я дал луню возможность снова взлететь и, когда он поднялся над стаей метра на два, выстрелил в него два раза. Ударом дроби тело его отбросило далеко в сторону. Но, прежде чем он упал в воду, стая с шумом и плеском метнулась кто куда. Перепуганные неожиданными выстрелами, птицы, мешая друг другу, быстро разлетались в разные стороны. Секунд через пять возле лодки никого уже не было. Только рябила солнечными бликами Волга да плавал пух, выбитый птицами друг у друга. За спиной у меня раздался выстрел и скорый всплеск воды. Я оглянулся. Кирсанов, подтянув сапоги, шагал по протоке за своим трофеем. Его кулас занесло течением в небольшую заводь, и он, не желая мешать мне, сидел там до тех пор, пока я не убил луня.
Я рассказал ему обо всем, что видел из лодки. Он выслушал рассказ и удивленно спросил меня:
— А ты разве не знал, как они от хищников отбиваются? Это, брат, народ дружный: один другого в обиду не дает. Я раз даже видел, как кашкалда таким образом подорлика отвадила. А тот как только уж не старался, чтобы вырвать хоть одного из них.
В скором времени после этого случая мне снова довелось наблюдать, как кашкалда отбивалась от наседавших на нее сразу двух ястребов. Но тогда ястребы победили. Несколько птиц, испугавшись хищников, изменили свою обычную тактику и, вместо того, чтобы скорее примкнуть к стае, поторопились укрыться в камышах. Ястребам же только этого и было надо. Нырнув с высоты вниз, они тотчас схватили по кашкалдаку и, зажав трепещущую добычу, улетели с ней на пустынный песчаный остров.
БЕЗ ДЯДИ ВИТИ
Дядя Витя заболел. Доктор Кирсанов внимательно осмотрел его горло и безапелляционно проговорил:
— Ангина. Лежать минимум два дня.
Виктор Сергеевич вздохнул.
— А как же вы без меня на косу пойдете?
— Найдем дорогу, — успокоил его Зимовьев.
— А назад?
— И назад придем, не заблудимся.
— Надо в море вех натыкать, — посоветовал Кирсанов, — в темноте легче будет протоку искать.
Зимовьев засмеялся.
— Ну что вы, доктор! К чему такая кустарщина? По компасу вернемся! Я, знаете, с этой штукой никогда не расстаюсь! Надежнейший помощник! — уверенно проговорил он и достал из кармана блестящую коробочку с визиром, похожим на прицел винтовки.
Мещерский тоже встал на сторону техники.
— Конечно, по компасу придем! — поддержал его Зимовьев. — Неужто с вехами возиться?!
Посрамленный Кирсанов почесал затылок.
— Ну что ж, по компасу, так по компасу, — нехотя согласился он.
Мы стали собираться на вечернюю зарю.
Солнце давно уже перевалило за полдень и сейчас висело над горизонтом тусклым и красным пятном, словно раскаленный пятак. Стоял полный штиль. Вода блестела как лед. Хотелось разбежаться и прокатиться по ее зеркальной, гладкой поверхности.
В синей дали моря неподвижно белели паруса рыбачьих баркасов. Мы пришли на косу, залезли в свои сидки и почти тотчас же начали стрельбу. Над косой не переставая попарно и небольшими табунками летали утки. Повыше кряковые, краснобаши, над самой водой с треском и свистом проносились чирки. Они налетали и справа и слева. Мы едва успевали поворачиваться, стреляли навскидку и часто мазали.
В азарте охоты не заметили, как наступили сумерки. Небо посинело, вспыхнули звезды, заря угасла, и сразу наступила ночь. Темны ночи на юге. Но над морем они кажутся особенно непроглядными и мглистыми. Небо черно, вода еще чернее, попробуй разгляди что-нибудь под ногами.
— Давай домой! — громко прокричал Мещерский.
Я перекинул через плечо убитых уток и побрел к нему навстречу.
Когда собрались все, Зимовьев достал «надежнейшего помощника» и стал определять направление. Стрелка компаса долго дрожала и вертелась, но наконец замерла. Зимовьев установил визир. Фосфорная мушка нацелилась в темноту.
— Все ясно! — пробасил Зимовьев. — Идти надо туда. — И он махнул рукой в сторону невидимого берега. Возражений не последовало. Подтянув повыше сапоги, мы тронулись в указанном направлении. Звезды колыхались на черных волнах от наших шагов. Со стороны камышей тянуло туманом. Мы шли до тех пор, пока не уткнулись в какой-то голый песчаный остров.
Таких островов возле нашей протоки не было.
— Ну что там компас показывает? — не удержался от вопроса Кирсанов.
Зимовьев взглянул на стрелку.
— Все точно! — ответил он.
— Ничего себе! — вырвалось у Кирсанова.
— А где наша протока?
— Где-нибудь тут, рядом.
Мы разбрелись вдоль острова.
— Эге-ге-ге! — полетело над морем.
— Ого-го-го! — неслось в ответ.
Перекличка была нелишней, потеряться в ночи — пара пустяков.
— До-о-ктор! Нашел протоку?
— Какая к черту протока! Тут ямы какие-то!
— Эге! Вот протока!
Мы поспешили на голос Мещерского. Узкая и заросшая камышом протока показалась нам именно той, которую мы искали. Поднялись по ней метров на сто. Вдруг я оступился и по пояс влетел в бочажину. Кирсанов подхватил меня под руку, вытащил в камыши и, присмотревшись к кустам, решительно проговорил:
— Не сюда забрели!
Подошел Зимовьев, повертел в руках компас и неохотно согласился:
— Кажется, действительно немного взяли вправо, надо назад.
Пошли назад. По пути обследовали каждый залив. Часа через полтора снова остановились на совет.
— Черт ее знает, где эта протока, — вздохнул Зимовьев, — может, нам, наоборот, влево идти следовало?
Кирсанов сложил руки рупором и что было сил закричал:
— Дя-дя Ви-тя! Ого-го-го!
Над водой покатилось раскатистое эхо. Кирсанов крикнул еще несколько раз, вскинул ружье и дал дуплет.
Минут через пять где-то далеко в стороне прозвучал ответный выстрел.
— Там! — обрадовались мы.
— Давай еще разок громыхнем, — предложил я.
Кирсанов снова выстрелил.
В темноте долго ничего не было слышно, потом ответили сразу из двух мест.
— Этого еще недоставало! — пробурчал Мещерский. — Кто там старается?
— Рыбаки, наверное…
— Что же делать будем?
— Пойдемте обратно, — посоветовал я.
Молча, один за другим, пошли к песчаному острову. Шли долго. Но когда заметили светловатое пятно песка, на душе немного стало легче. Да и как не обрадоваться? Хоть какой-нибудь ориентир отыскался в этой кромешной темноте. Хотелось вылезти на
