тонко, жалобно.
Проклятье!
– Вставай. – Меня подняли рывком, а лошадь встала сама, тряся головой, скалясь, прядая ушами. И в выпуклых глазах ее я увидела ужас.
– Тише. – Я протянула руку, осторожно, стараясь не спугнуть и без того испуганное животное. И оно вздохнуло, подалось мордой к ладони, ткнулось в нее доверчиво носом. – Все будет хорошо…
Я погладила лошадиную шею, темную от пота.
И подобрала повод.
– Далеко еще? – спросила я у сиу. Та покачала головой.
– Пришли, – произнесла она, отступая. И я увидела двери. Очень большие двери. Высокие. Широкие.
А главное, закрытые.
Створки из темного золота сходились столь плотно, что щель между ними я разглядеть не могла. Зато видела солнце с извивающимися змеиными лучами. И горы. И долины. И кажется, весь мир.
– А… – Я обернулась к сиу, которая смотрела на меня очень внимательно. – Они же заперты!
И ведь нет ни замка, ни ручки.
– Открой. Ты сможешь.
Я? Да что я… я уже протягиваю руки, потому что золото мерцает в полумраке, оно поет.
Оно зовет.
Теплое. Живое. Золото древнего города.
– Откройся, – прошу я, потому как где-то там, за стенами, вновь раздается унылый протяжный вой. И, повинуясь моей просьбе, створки медленно, нехотя, но расползаются.
И как это понимать?
Эдди шагнул ближе, но сиу остановила его, качая головой.
– В тебе нет нужной крови, – сказала она, а меня подтолкнула в спину. – Иди. И скажи, что мы гости.
– Мы?
– Не ты. Мы. И что ты принимаешь нас в доме как гостей.
Мне страшно. До того страшно, что зуб на зуб не попадает. А ноги подгибаются. Руки дрожат. Но я переступаю порог зала, который столь огромен, что стены его теряются в потемках. Правда, ненадолго. Мгновенье, и с тихим шелестом разгорается пламя в высоких чашах. А потом вспыхивают и стеклянные лампы, висящие под потолком, яркие, как само солнце.
Никогда таких не видела.
Зал по-прежнему огромен. Нет, он больше не кажется безразмерным, но все одно в жизни ничего подобного не видела.
И золота.
Мамочки, если это и вправду золото…
Золотом сияют стены.
И пол.
И потолок.
Колонны опять же… золотые цепи держат золотые чаши. Золотая лестница вздымается куда-то в сумрак, и на вершине ее виднеется огромный трон. Тоже, надо понимать, золотой.
– Милли! – донесся голос братца.
– Тут… в общем, охренеть! – от души выдохнула я, но тотчас себя одернула. Повернулась к трону и объявила: – Я принимаю этих людей. Существ. Тех, кто пришел со мной как гости.
Сказала это и прислушалась.
Тишина.
И? Как понять, получилось или нет?
Я выглянула за дверь.
– Готово, – сообщила я сиу. – А дальше что?
– Попробуй с лошадью. – Мне протянули повод.
Ну… из лошади, говоря по правде, так себе гость, даже если лошадь хорошая. Но не оставлять же их за дверью. И мы вошли. Я и лошадь.
Гроза окончательно успокоилась, а с нею и я.
Подумаешь, золотой зал. Случается. Чего уж тут теперь паниковать-то. Главное, что пустой. Ни покойников, ни чудищ, ни тумана. А золото… оно само по себе никому не вредило. Я ведь не собираюсь ничего брать.
– Милли?
– Все в порядке! – крикнула я через зал. Голос, правда, почти потерялся, зато эхо отозвалось.
Первыми вошли сиу.
Остановились, будто прислушиваясь к чему-то. И мне показалось, что предводительница вздохнула с немалым облегчением.
Следом появился Эдди и огляделся.
– Может, объясните, что это вообще было? – спросил он.
В себя Чарльз пришел не сразу.
Он плыл.
По реке. И река эта простиралась далеко вокруг. Тело ощущалось легким, невесомым. Он наслаждался этой легкостью, покоем. Река играла чудесную мелодию, и Чарльз впитывал музыку всем своим существом.
А потом его окатили водой и поинтересовались:
– Живой?
Чарльз выругался.
– Живой, – сказал тот, кто аккуратно устроил Чарльза у стены.
Стены теплой и неровной. И все ее неровности впивались в тело. Чарльз хотел пересесть куда-нибудь туда, где стена поглаже, но сил не осталось.
– Как голова?
– Болит. – Он позволил себя напоить.
И огляделся.
Горел костер. Уже до боли знакомый костер, разложенный на костях. Рядом, на одеяле, сидела Милисента, а за нею – троица сиу, словно свита.
Чарльз проморгался, вспомнив заодно, что произошло. И прислушался к себе. Нет. Ничего. Ни чудесных песен, ни желания служить кому-то, кроме Императора. Да и последнее не сказать чтобы слишком ярое.
– Мы… где? – Он огляделся, уже почти и не удивляясь.
В самом деле, если существует Мертвый город, о котором известно всем, кроме Чарльза и Географического общества, а в нем стоит дворец умопомрачительной красоты и великолепной сохранности, то почему бы в этом дворце не отыскаться и тронному залу?
Логично же.
А что золото… вон, помнится, Мариет утверждал, будто бы в Карнакском храме тоже пол золотыми плитами мостили. И серебряными. Или это был не Мариет?
Главное, что ничего нового.
– Пить, – попросил Чарльз, и в руки, связанные между прочим, сунули флягу. – Не развяжете?
– Извини, но… место такое. Неспокойное.
Вода на вкус показалась горькой. А голова разболелась пуще прежнего.
– Пусть она скажет, что этот человек в ее власти, – произнесла сиу.
– Я ни в чьей…
Договорить не получилось. Боль накатила волной, выбивая из легких воздух. Чарльз стиснул зубы и захрипел.
– Положи руку ему на лоб, девочка. Вот так. И говори.
– Этот человек в моей власти! – Голос Милисенты донесся откуда-то будто очень издалека. Но странное дело: стоило ей замолчать, и лоб опалило жаром.
Все тело опалило.
А потом боль ушла.
Осталась горечь на губах. И еще странное выматывающее чувство потери, хотя Чарльз понять не мог, что именно потерял.
– Теперь они его не тронут. Кхемет уважают право собственности. Как и любые прочие свои права. – Сиу вернулась на место. Она сидела на пятках, плотно прижав одну к другой, и слегка покачивалась. – С нами тебе стоит повторить то же самое.
Вторая сиу зашипела что-то низкое, пугающее, но тотчас покачнулась, падая на четвереньки. Она выгнула спину, а из ушей, из глаз ее потекла кровь.
– Я сделаю!
Милли подскочила к ней, с трудом, но терпящей боль, и положила руку на голову.
Фраза.
Это лишь слова. Чарльз смотрел. Просто слова. Никакой магии. Но сиу… сиу выдохнула так резко, зло, и даже показалось, что сейчас она бросится на Милли.
Не бросилась.
Старшая произнесла короткое слово, и сиу сникла.
Поднялась.
Опустилась на пятки.
– Что тут происходит? – поинтересовался Чарльз, не особо надеясь получить ответ.
Милли коснулась второй сиу.
И третьей.
Говорила она тихо, и было видно, насколько ей… неприятно?
– И развяжи уже. – Чарльз протянул руки. – И вправду отпустило.
– Но приглядывать за тобой я буду, –
