улыбкой. — Пожалуй, скоро нам всем посвятят картины и стихи. Ты ведь уже слышал о декрете?
— Декрет о поминовении, — ответил Сигизмунд и кивнул. — Словотворец выиграл свою битву. Как я догадываюсь, не без вашей помощи.
Дорн одарил его ещё одной едва заметной улыбкой.
— Важно, чтобы правду помнили. Когда всё закончится, правда возымеет ещё большее значение.
— Всё закончится? — переспросил Сигизмунд.
— Придёт время, сын мой, и мы завершим все войны. Имперская Истина воссияет от одного края Галактики до другого, и тогда начнётся настоящая работа. — Дорн постучал по мрамору балюстрады костяшками пальцев. — Всё, что мы совершили, — лишь закладка фундамента, первый шаг в возведении будущего — человечества, объединённого и просвещённого. Не просто свободного от невежества, но принимающего разум, не контролируемого, но контролирующего себя светом этого разума. Конец военачальникам и войнам, конец страху и освобождение от него, но каким оно будет — будущее, которое построят люди? Интересно, как они поступят? — Он смотрел на небо, будто высказанные мысли направляли его взгляд к звёздам.
Сердца у Сигизмунда забились чаще, и он вдруг заметил, что тоже смотрит вверх, проследив за взглядом отца. Он чувствовал тепло огня, будто солнечный свет на коже. Сигизмунд глубоко вздохнул, и каждая нотка всех запахов в воздухе показалась ему одновременно мечтой и обещанием воплотить её в жизнь.
— Ты видишь это, сын мой? — спросил Дорн и перевёл взгляд со звёзд на Сигизмунда.
— Да, — ответил он, но как только это слово слетело с его губ, он почувствовал что-то ещё, — что-то холодное и тёмное, с привкусом пыли и железа. Золото вдруг поблекло, солнечный свет затуманился, и всё, что он видел, — кровь, стекающую с кромки лезвия в грязь.
Он оглянулся на Рогала Дорна. Глаза его отца полнились сияющей энергией. То был свет будущего, который видел примарх, который влёк Рогала Дорна всё дальше и дальше, который заставлял его не отступать, не склоняться перед неудачей или поражением, идти к победному концу — к этой мечте, ради которой можно и нужно было отдать всё, дабы воплотить её в жизнь.
— Я вижу, — подтвердил он отцу.
Рогал Дорн улыбнулся, выпрямился и оглядел балкон, где днём стоял со своими братьями-примархами.
— Вот как обстоят дела, — сказал Дорн. — Это начало следующей эпохи Империума. Возвращение моего отца на Терру, передислокация наших сил в Солнечную систему и её миры. Всё это — только начало.
— Воителю Гору ещё предстоит закончить Крестовый поход, — напомнил Сигизмунд.
— Да, Гору предстоит нелёгкий путь. По совести, я ему не завидую. Чтобы командовать силами легионов и завершить Крестовый поход, моему брату потребуется каждая капля его способностей.
— Остальные примархи приняли эту весть не столь радостно?
— Некоторые действительно разочарованы, — ответил Дорн. — Некоторые считают, что смогут влиять на Гора. Многие из тех, кто был близок к моему прославленному брату, видят преимущество в своём положении. Есть также и те, кто… воспринимает происходящее и возвращение Императора на Терру как повод скорее для беспокойства, чем радости. — Дорн покачал головой. — Воителю придётся как-то обходить и эти острые углы, и много чего ещё. Ему предстоит вести своё сражение внутри легионов в условиях продолжающегося Похода. Без сомнений, Гор справится. Он не позволит ничему встать у него на пути и одержит победу — мой брат не знает иного пути.
— А что слышно о вашем назначении Преторианцем Терры?
— Триумф должен был быть посвящён Воителю. Семеро моих братьев и бесчисленные воинства Крестового похода прибыли сюда ради того, чтобы увидеть, какое доверие мой отец, наш Император, оказывает Гору. В эпоху, когда мы сокрушили деспотов и тиранов, разве можно придумать другую причину для такого зрелища? — Дорн указал на Помост и плато, где проходил триумфальный марш. – Новая задача нашего легиона не должна была оторвать кусок славы от главного события. Здесь Империуму следовало понять лишь одно: Гор отныне Воитель, он одержит победу, а мы положим конец войне.
— Что значит «конец»?
Дорн рассмеялся. Смех его был таким… светлым, что его звук отразился от мрамора Помоста и затрепетал на ветру.
— Ты в это не веришь? – улыбнулся он. – Ах, понимаю, сын мой. Ещё так много нужно сделать, но однажды… однажды всё кончится. Нынешние дела и жертвы, которые мы приносим, — они не будут требоваться от нас вечно, но создадут вечный мир. — Дорн положил ладонь на наплечник Сигизмунда. — Веришь ты в это или нет, ты будешь рядом, и мы увидим это светлое будущее вместе.
Сигизмунд оглянулся на отца. Он ощущал уверенность, исходящую от этого создания. Оно олицетворяло всё, чем должен быть воин и лидер, всё, во что он верил и чему служил. Где-то внизу, в яме памяти, он почувствовал штормовой ветер и тяжесть железа в руке.
Сигизмунд склонил голову.
— Я всегда буду рядом, отец, — заверил он.
— Милорд Сигизмунд?
Сигизмунд огляделся вокруг. Долгое время он молчал, сосредоточенно глядя вдаль.
— Приношу свои извинения.
— Вас что-то беспокоит?
Сигизмунд отрицательно покачал головой.
Заколебавшись, Фосс прикусил губу, но затем снова взглянул в свой планшет.
— То было настоящее зрелище, ведь правда? – восторженно спросил Фосс. – Я никогда не видел ничего подобного! Цифры просто поражают воображение! Примархи и пэры Империума, собравшиеся в одно время и в одном месте!
— Твои записи ответят на твой вопрос более подробно, чем мои воспоминания, — ответил Сигизмунд и покачал головой.
Фосс нахмурился. Впервые он почувствовал в голосе Сигизмунда нежелание продолжать разговор. Сигизмунд и раньше обрывал его вопросы, но лишь потому, что они мешали единому полотну повествования, что он ткал вместе с Фоссом. Впервые летописцу показалось, что Лорд Храмовник не хотел говорить больше, чем уже сказал. И Фосс недоумевал, почему.
— Вы поговорили с капитаном Абаддоном в
