представлений о гуманизме и сострадании.
Лишь через 50 лет после окончания войны, во второй половине 1990-х годов в Германии прошли выставки, рассказывающие о преступлениях вермахта.
Первой такой экспозицией, самой крупной и получившей наибольший резонанс в обществе и прессе, стала организованная в 1995 году гамбургским Институтом социальных исследований выставка, названная «Война на уничтожение. Преступления вермахта в 1941—1944 годах». В экспозиции, демонстрировавшейся с 1995 года, на 34 выставочных площадках использовались фотографии, сделанные на оккупированных территориях, документы, подтверждающие уничтожение солдатами вермахта евреев, гибель от голода миллионов советских военнопленных, депортация на принудительную работу в Германию, уничтожение целых деревень и расстрелы заложников в процессе борьбы с партизанами, сведения, получаемые командованием воинских подразделений об изнасилованиях женщин и детей, совершаемых солдатами, о ничем не спровоцированных убийствах мирного населения, о грабежах.
Выставка наглядно показала, что война на Востоке была «войной на полное уничтожение». Против Франции, Норвегии или Дании война на уничтожение не велась. На Восточном фронте целью было не просто аннексировать территории, а уничтожить проживающие на захваченных землях народы. Речь шла не просто о завоевании и подчинении, а о разрушении, уничтожении целых наций, которых завоеватели считали «недолюдьми». Вермахт вёл преступную по своему характеру войну.
Накануне вторжения в Советский Союз военное руководство издало бесчеловечные, нарушающие международное гуманитарное право директивы, которым затем на оккупированных территориях следовали солдаты вермахта.
То, что было всегда очевидно гражданам СССР, Польши, Чехословакии и других оккупированных во время войны стран Восточной Европы, стало откровением для немцев лишь через полвека после окончания войны.
Выставка имела настолько ошеломляющий эффект, что о ней начали говорить, критиковать. Впервые глубочайшее молчание, царившее до сих пор, было нарушено.
Было показано, что одновременно с вермахтом на чужую территорию входили айнзацгруппы SS и подразделения полиции безопасности. Эти айнзацгруппы и полицейские части были с воодушевлением приняты вермахтом, который полностью содействовал деятельности «отрядов смерти», обеспечивая охрану и снабжение. Только на оккупированных территориях Советского Союза при непосредственном содействии вермахта айнзацгруппами было убито три миллиона евреев. До 1995 года в Германии мало кто об этом знал.
Холокост в сознании немцев ассоциировался лишь с депортацией европейских евреев в концлагеря, последующим уничтожением их в газовых камерах, но не с убийствами под открытым небом при помощи пулемётов.
За холокост был ответственны лишь тысячи конкретных эсэсовцев, а к преступлениям вермахта были причастны многие миллионы немецких солдат. Десять миллионов военнослужащих вермахта на Восточном фронте убили более 26 миллионов советских граждан.
Буквально в каждой немецкой семье был кто-то из родственников, воевавших на Востоке. Большинство немцев, даже по прошествии полувека, были готовы принять правду лишь о тех преступлениях, в которых были замешаны тысячи незнакомые им соотечественники в концлагерях, но не те, в которых замешаны миллионы престарелых родственников.
Против этой выставки были массовые протесты по всей Германии. На имя мэра Мюнхена, где была показана самая первая экспозиция, стали поступать письма протеста от объединений ветеранов, угрозы от праворадикальных группировок. Неонацистская Национал-демократическая партия Германии открыто объявила выставке войну и организовала многотысячную демонстрацию неонацистов, ставшую самым крупным митингом правых экстремистов в Мюнхене с 1930-х годов.
Противодействие не привело к закрытию, а наоборот подогрело интерес к выставке, к разочарованию её противников. Посмотреть экспозицию пришли сотни тысяч людей. Выставка даже стала темой обсуждения в бундестаге.
Несмотря на эксцессы, эта и аналогичные выставки запустили в стране многочисленные жёсткие и бескомпромиссные дискуссии в прессе и на телевидении, результатом которых стало осознание того, что преступления совершали не только подразделения SS, но и солдаты вермахта, т. е. обычные граждане — немецкие крестьяне, рабочие, парикмахеры, булочники и школьные учителя, по приказу Гитлера одетые в военную форму и отправленные на Восток, завоёвывать для немецкой нации «жизненное пространство».
Убивали и насиловали местное население массово, делали это многие немецкие солдаты, даже те, кто относился к идеям национал-социализма безразлично.
Отрицая уничтожение евреев и советского гражданского населения, бесчеловечное обращение с советскими военнопленными и другие преступления вермахта, противники выставки называли типичное поведение солдат нормальным, продиктованным ведущимися боевыми действиями, а возникавшие «единичные инциденты», объясняли тем, что «…война в принципе понижает нравственный уровень и упомянутые преступления совершались не только вермахтом, но и армиями всех воюющих стран». «Цель выставки в том, чтобы оскорбить честь миллионов немцев» — писал в своей статье член ХДС Ф. Штурмфалль.
Вступивший на открытии директор Гамбургского института социальных исследований Ян Филипп Реемтсма так определил смысл выставки, который пытались донести до зрителей организаторы: «Военные преступления вермахта на Востоке были не нарушением границ дозволенного, а самим лицом этой войны».
Так, через почти 50 лет был разрушен миф о том, что солдаты вермахта не совершали преступлений.
Выставки имели ещё один «побочный эффект» — внезапно пришло осознание того, что даже те солдаты вермахта, которые не принимали непосредственно активного участия в преступлениях, своей службой поддерживали преступный режим, а не защищали отечество.
Среди молодого поколения стало распространённым мнение о том, что настоящие героями были не те, кто шёл на фронт, а те, кто отказывался идти воевать в чужую страну, убивать поляков, украинцев, русских, отправляясь в наказание за свой отказ служить в вермахте в тюрьмы и концлагеря.
В печах лагерных крематориев закончили свою жизнь тысячи членов религиозной организации «Свидетели Иеговы», отказывавшихся служить в армии и брать в руки оружие из религиозных убеждений, баптистов, католиков, евангелистов, убеждённых пацифистов других конфессий, коммунистов, социалистов, анархистов и прочих политических противников гитлеровского политического режима, просто несогласных с нацистами, отказывающихся убивать и умирать за фюрера и его амбиции.
Разные мнения о выставке были у стариков, прошедших через ужасы Восточного фронта.
Примерно половина ветеранов, высказавших своё отношение к теме выставки, полностью отрицала сами факты военных преступлений, утверждая, что немецкий солдат, будучи европейцем и представителем «высшей расы», никогда бы не совершил ничего подобного по отношению к мирному населению и военнопленным.
Чуть меньше тридцати процентов опрошенных считало, что преступления, совершённые солдатами действительно имели место, но были единичными, тогда как основная ответственность лежала на SS, гестапо и вспомогательной полиции, состоящей из местных жителей. При этом военные преступления, совершённые эсэсовцами и полицией, оправдывались в основном ветеранами войск SS (die Waffen-SS), считавшими бессудные казни лишь ответом на бесчеловечные действия партизан в отношении немецких солдат.
Только пятая часть признавала преступления и раскаивалась в содеянном. Отношение этой категории бывших солдат к выставке хорошо характеризует высказывание 76-летнего ветерана: «Я сочувствую всем солдатам, которые должны были принимать участие в карательных акциях. Отказ принимать в них участи означал лишь одно — смерть». Эти ветераны воспринимали себя не как соучастников преступной войны, а как жертв гитлеризма, отказываясь признавать вину.
Тех, кто признавал факты убийств и жестокого отношения солдат к пленным и населению оккупированных территорий и при этом полностью оправдывая эти преступления, были считаные единицы. Эти ветераны не отрицали преступный характер войны на Восточном фронте, однако не усматривали в этом ничего исключительного. Один такой ветеран высказался следующим образом: «Война на Востоке была преступлением, это бесспорно, но ещё ни одна война не была гуманной. Каждая война имеет свои собственные законы, и они всегда бесчеловечны».
Приведённые выше мнения участников войны возникли лишь через годы или даже через десятилетия после её окончания. В своих письмах родным с фронта, в своих военных дневниках, которые позднее станут объектом исследования историков, немецкие солдаты были другого мнения о войне и о народах, подвергшихся агрессии Третьего Рейха.
Если сейчас ветераны называют себя просто солдатами, добросовестно исполнявшими свой воинский долг или в крайнем случае жертвами нацистского режима, принудившего их совершать преступления, на которые не были способны в мирное время, то в 1939—1945 годах они считали себя повелителями других народов. Эти «другие народы» солдаты вермахта воспринимали лишь грязью, человеческим мусором, недостойным сострадания
