Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
class="p1">Всем караульным дома особого назначения категорически запрещалось вступать в близкие отношения с арестованными. Комиссары относились к этому требованию очень строго. Нарушителей запрета немедленно отправляли на завод или на фронт, лишая всех льгот и дополнительных плат. Поэтому, когда узники обращались к кому-нибудь из охраны, то некоторые из них или не отвечали, или пресекали разговор. Но многих караульных непроизвольно тянуло к царской семье, и они против своей воли стали нарушать установленный режим. Уже в самом начале за близкие отношения с узниками комиссары уволили около тридцати человек. Даже высокая заработная плата и льготы не смогли остановить караульных, потому что они скоро своими глазами увидели, что эта семья была самой благочестивой и чистой. Охранники не увидели в них того, о чем им беспрестанно говорили большевики.
В конце июня Романовы получили два тайных письма, извещавшие их о том, чтобы они ждали час своего освобождения. Однако Ники усомнился в правдивости писем.
— Русский офицер не мог написать такие письма.
— Тогда кто же их написал? — с дрожью в голосе спросила Аликс.
— Даже не знаю, что тебе сказать.
— А вдруг? — слабо шевельнула губами жена.
Аликс глядела на мужа горящими глазами, правда они горели уже без прежнего огонька и блестели совсем по-иному. В слабой и бессознательной надежде она готова была поверить, чему угодно.
— Нет, Аликс! У меня есть все основания не доверять этим письмам, — сдавленным голосом проговорил муж. — Они написаны необычным стилем.
— Что же нам делать, Ники? — в сильном душевном волнении спросила Аликс.
— Это-моя вина, Аликс. Отрекаясь от престола, я думал, что это принесет благо России, но это принесло только несчастье нашей родине. Хотя все вокруг меня уверяли, что это я приношу несчастья своей стране. Оказалось, что нет. Разве при мне проливалось столько крови? Я сожалею о своем непростительном поступке. Они так часто обвиняли меня в кровожадности, что меня пугала даже случайно вытекшая капля русской крови. Если б можно было вернуться назад, то я бы, наверное, поступил по-иному.
— Тебе надо было сильнее проявлять свою волю.
— Ты права! Не зря казаки говорят: чем слабее воля, тем труднее доля.
— Не кручинься, Ники, может еще обойдет стороной. Мы назло судьбе пойдем своей дорогой. Какой бы она не была. Даже если она приведет нас к горькой доле.
— Как бы ни было, но солнышко больше не будет нам светить по-старому.
— Да, Ники! Что было, то минуло и былью поросло. От прошлого не осталось ни следа.
— Я отвечу мнимому офицеру, но это не даст нам ничего.
Ники дал ответ на таинственные письма, потому что теперь ясно понимал, что они должны использовать любую возможность, даже если она кажется очень сомнительной. Но мучительные дни проходили один за другим, а долгожданного освобождения не происходило. Хотя Романовы хорошо понимали, что в тех условиях, в которых они находились, всякая попытка освободить их закончилась бы печально. Она была бы просто самоубийственной.
Летом чувство безысходности охватило царскую семью. Их все чаще и чаще начала томить тревога. Она навязчиво бередила их души. Их угнетало постоянное чувство опасности. Все прежние мысли отлетели, остались лишь самые опасные и тревожные. Романовы затосковали, радости кончились, песни великих княжон стали звучать все реже и реже. Государь почти каждый день впадал в тяжелые раздумья. Государыня отвечала невпопад, часто жаловалась на здоровье и говорила, что у нее болят ноги и голова.
— Может доктора позвать? — не один раз беспокоился Ники.
— Не надо, бог даст — обойдется без доктора.
На Урале Романовы почувствовали огромную растерянность и печаль. В Екатеринбурге узники окончательно поняли, что былое уже никогда не воскреснет. Это верно, что потеряно — то уже не вернешь. Царская семья также поняла и то, что теперь ждать помощи больше не откуда и что смерть может прийти к ним в любой момент.
В начале июля Авдеева и Мошкина, назначенного вместо Украинцева, заподозрив в воровстве личных вещей Романовых, уволили. Уральских комиссаров испугало, что вороватых и злоупотребляющих алкоголем главных охранников царской семьи легко смогут подкупить монархисты. После увольнения Авдеева и Мошкина уральские комиссары Белобородов, Голощекин и Сафаров пришли в дом Ипатьева, чтобы представить охране нового коменданта.
— Кто заменял временно Авдеева? — Белобородов оглядел караульных злым взглядом.
— Я, — громко ответил Василий Логинов.
— Теперь обязанности коменданта будет исполнять Яков Юровский, — строгим голосом объявил Белобородов и, оглядев строй, хмуро добавил: — Его заместителем назначен Григорий Никулин.
Комиссар провел глазами по строю острыми, как шило глазами и приказал всем разойтись по местам. Представив, Юровского и Никулина комиссары обошли все комнаты, и ненадолго задержавшись у царской семьи, покинули дом Ипатьева.
После их ухода Юровский, явился к Романовым и приказал сложить на стол все золотые украшения и драгоценности. Составив опись, Яков сложил драгоценности в ящичек и, сказав, что завтра вернет их в целости и сохранности, унес с собой. На следующий день Яков явился в особняк и, поставив перед Романовыми ящичек, потребовал, чтобы они проверили наличие драгоценных изделий.
— Все на месте, — тряхнул головой Ники, проверив содержимое ящичка.
Юровский, мрачно и твердо глядя куда-то в угол комнаты, чему-то усмехнулся и запечатал ящик.
— Вот-и хорошо.
Вступив в должность коменданта, Юровский тут же притащил в дом Ипатьева латышских стрелков из Чрезвычайной комиссии. Многие из них вообще не умели говорить по-русски, поэтому Юровский общался с ними на немецком языке, который он изучил во время пребывания в Германии.
Латышским стрелкам поручили нести внутреннюю охрану, за прежними караульными осталась только внешняя охрана. Новая охрана поселились на первом этаже дома Ипатьева, старая собралась в доме Попова. В этот же день извозчик на лошади привез в особняк личное имущество латышских стрелков. На чердаке особняка появился пулемет.
Когда монахини в очередной раз принесли продукты, то караул наотрез отказался их брать. Тогда монахини развернулись и медленной величавой поступью пошли обратно в женский монастырь, но их тут же догнали два солдата с винтовками и возвратили в дом Ипатьева.
— Кто вам разрешил носить продукты? Откуда вы их доставляете? — строго спросил Юровский, не поднимая головы и шумно хлебая из стакана чай.
— Мы носим с разрешения коменданта Авдеева из Новотихвинского женского монастыря.
Яков, сморщив лоб, словно вознаграждая себя за вынужденную сдержанность, выслушал ответ и, переписав их имена, отпустил.
В другой раз Юровский заинтересовался, что они принесли и, услышав, что они принесли сливки, приказал им носить Романовым только молоко.
— Что скажете, то и будем носить, — покорно согласились монахини.
Однако после назначения нового коменданта продукты стали попадать на стол узников в больших
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
