учебу?
Мила постепенно расслабляется. Снова откидывается на мою грудь и накрывает ладошками сцепленные на ее животе пальцы.
— Сначала нужно восстановиться. Я же брала академ, чтобы помочь брату, — ее голос пропитан печалью, а каждая мышца в моем теле наполняется сталью.
Воспоминания о брате Милы не давали мне спокойно спать этой ночью. Но я убежден, что сделал правильный выбор. Этот говнюк, подставивший сестру, не заслуживает спасения.
Но Мила мою реакцию воспринимает по-своему.
— Знаю-знаю, что сглупила, — быстро произносит. — Я не должна была идти у него на поводу. Но он же мой родной человек. Я не могла оставить его в беде, — печаль искажает голос Милы.
А я чувствую… вину. Перед глазами всплывает избитое лицо лысого амбала и по совместительству брата Милы. Когда он успел перейти дорогу Лешему? Может, эти придурки пытались подцепить тачку моего главного врага? Если так, я им сочувствую. Неоново-желтый, безвкусный Феррари — главная гордость Лешего. Но как они вышли на меня? Сто процентов братишка постарался.
— Антон… — Мила все-таки поворачивается в моих объятьях и заглядывает в глаза. — Ты меня слышишь? — надувает губки. Боже, какая она милая.
Поднимаю руку, оттягиваю нижнюю губу Милы, прежде чем отпустить. Отрываюсь от спинки кресла и коротко целую милашку.
— Прости, задумался, — улыбаюсь уголком губ, бросая быстрый взгляд на телефон, лежащий на стеклянном столике рядом с креслом.
Необходимость отправить Стасу сообщение напоминает о себе, и мне становится тошно от самого себя.
— Так, что я пропустил? — сосредотачиваюсь на все еще розоватом лице девушки, пытаясь избавиться от усилившегося чувства вины.
Знатно я натворил дел. Как теперь все это разгребать? И что будет, когда Мила узнает о споре? Сердце на секунду останавливает. Черт!
— Ты не против, если я в понедельник съезжу в университет? Узнаю, когда могу восстановиться? И что для этого потребуется? — опускает взгляд, прежде чем кротко посмотреть на меня.
Чуть не говорю "против", но на этот раз получается сдержаться
— Я тебя отвезу, — произношу слишком резко, и Мила дергается. — Прости, — сколько раз мне еще придется перед ней извиняться? — Я отвезу тебя, и мы со всем разберемся.
Мила посылает одну из самых милейших улыбок, а моя грудь наполняется теплом. Эта девушка точно создана для меня. Только для меня!
Она нужна мне. Член снова дергается.
Зарываюсь пальцами ее волосы. Глаза Милы распахиваются, но не проходит и секунды, как их застилает поволока. Девушка сама приближается ко мне. Ее распухшие губы приоткрываются. Горячее дыхание обжигает мой рот, вызывая желание снова взять ее. Сделать своей окончательно.
Урчание желудка разносится по небольшой террасе.
Перевожу взгляд с губ Милы на глаза, замечая, как ее щеки краснеют. Усмехаюсь. Да, имя родители подобрали ей подходящее.
— Пошли, накормим тебя, — снимаю Милу со своих коленей, поднимаюсь сам.
Натягиваю боксеры, беру с пола свою футболку и надеваю ее на Милу. Растрепанные волосы девушки рассыпаются по плечам, когда я вытаскиваю их из-под ворота. Мила продевает руки в рукава, после чего я обхватываю ее ладонь, беру телефон и вывожу в нашу спальню. Белые простыни на двуспальной кровати смяты, одеяло валяется на полу. Деревянный шкаф упирается в угол комнаты, закрывая большой кусок серых обоев с черными полосами разной ширины.
Мы выходим в коридор с бежевыми стенами. Босыми ногами шлепаем по паркету, спускаемся по лестнице, напротив которой находится кухня.
Туда нам и нужно.
Толкаю деревянную дверь, и мы заходим в узкую комнату. Посреди нее находится зеленый островок с белой столешницей на нем и барными стульями рядом. Дальнюю стену заменяет панорамное окно. Большой темно-зеленый шкаф встроен в угол рядом с дверью и почти сливается по цвету с сосновым лесом за окном.
На кухне есть все необходимое, много шкафчиков, современная техника, большой холодильник, изготовленный на заказ с деревянной дверью, тоже выкрашенный в зеленый цвет. Туда мы загрузили продукты вчера вечером.
Все выглядит идеальным. Даже слишком.
Как раз кухню, а еще спальню родителей, я переделал, когда вступил в наследство. Именно эти две комнаты больше всего любила мать, а я не хотел, чтобы даже ее дух остался в моем доме.
Поджимаю губы. Мотаю головой. Вот о ком я не хочу думать, так об этой женщине. Сейчас мне нужна только Мила. Только она.
Подвожу ее к островку посреди комнаты, резко торможу, хватаю за талию и под удивленный визг поднимаю. Ухмыляюсь, когда сажаю Милу на столешницу. Кладу телефон рядом с ней, оставляя быстрый поцелуй на кончике носа. Разворачиваюсь и подхожу к холодильнику.
Открываю его.
— Что ты будешь есть? — осматриваю содержимое. — Как насчет яичницы, салата и апельсинового сока? Или ты кофе хочешь? — не дожидаясь ответа, тянусь за яйцами. Красную рыбу тоже захватываю.
— Кофе, пожалуйста, — отвечает Мила немного отстраненно. — Могу я посмотреть время на твоем телефоне?
— Да, — отвечаю, не думая.
— Эммм… у тебя тут непрочитанное сообщение висит, — ее голос странно звучит
Замираю на секунду, а потом вспоминаю про Стаса, который писал утром, что вот-вот явится.
— Это мой друг, наверное. Он пригласил нас на гонки. Скоро должен заехать за нами, — вынимаю пакет с овощами.
— На гонки?! — восклицает Мила. — Я никогда не была на гонках, — звучит тише.
— Вот и побываешь, — усмехаюсь, оглядывая содержимое холодильника, думая, что еще бы взять.
— Хорошо, — радостно-взволнованные нотки проскальзывают в одном слове, а я не могу сдержать улыбку. Чувствую, себя довольным, когда Мила счастлива. — Получается… это дом твоего отца, да? А где он сам? И мама?
Тринадцатая дверь. Антон. Терраса. Часть 3
Застываю. Мышцы наливаются свинцом. Изо всех сил сжимаю дверцу холодильника. Гнев волнами проходит по коже. Опаляет каждую клетку тела, заставляет волосы на руках встать дыбом.
Прижимаю продукты к груди и изо всей силы закрываю холодильник.
— П-прости, — глухо произносит Мила. — Я не хотела влезать не в свое дело.
Твою же мать! Она-то точно ни в чем не виновата. Глубоко вдыхаю. Медленно выдыхаю. Мышцы постепенно расслабляются. Кладу продукты на столешницу рядом с плитой. Открываю шкафчик над ней, смотрю на глубокие тарелки и… замираю.
Прикрываю глаза.
— У меня нет родителей, — приходится продавливать каждое слово через горло.
Стискиваю челюсти, распахиваю веки и достаю стеклянную салатницу. Открываю коробку с яйцами.
— Прости, — шепчет Мила.
— Да, хватит извиняться! — повышаю голос и сразу жалею. — Черт!
Упираюсь ладонями в столешницу, смотрю перед собой. Белая плитка начинает расплываться, унося меня в прошлое.
Вижу отца будто бы не прошло больше десяти лет после его смерти.
Папа сидит за столом в своем кабинете, зарывшись в бумаги. Его жесткое
