– А, гипноз… – понял Костя и быстро продолжал. – Так как Бердников с вами связался, когда сюда приехал?
– Когда не дозвонился в кабинет, в регистратуре узнал мой домашний телефон и позвонил из гостиницы.
– И вы назначили ему встречу?
– Я сказал, что очень занят, и предложил встретиться через два дня ночью у прудов. Я объяснил, что согласен дать ему ещё денег, и он успокоился и поверил, что всё в порядке. При встрече мы выпили пива. Он вылакал всё, что я ему дал, и не понял, что там было снотворное!.. А когда заснул, мне оставалось только немного подтолкнуть ногой, чтобы свалился в воду. Так что я и не виноват: снотворным я Бердникова не травил, а в воде он сам захлебнулся, – радостно закончил Зверев.
– А потом вы решили всё свалить на Валентину Иванову? – снова добавил Мадаев.
– Глупые следователи! – зашёлся тот от смеха. – Незачем было приходить в мою клинику – тогда ничего бы и не случилось! Сами подкинули мне идею, обратив внимание на её растерянность. А она всегда была такой после моих сеансов – и всё потому, что я частенько проникаю в её маленький мозг! Она слабая и ни разу не пыталась защититься! А вы решили, что ей есть, что скрывать!.. – захохотал он в полный голос. – Вот я и перечитал её медицинскую карту, и сделал там записи о том, что она якобы приезжала в Петрозаводск, когда её тут на самом деле-то и не было – просто чтобы вы, если догадаетесь заглянуть туда, убедились, что у неё проблемы с памятью. А значит, и Бердникова она могла убить да забыть.
Он помолчал и вдруг вздохнул.
– Но вы… всё испортили, всё!..
Его голос затих, и в комнате воцарилась тишина.
– Достаточно, – кивнул Костя Санаеву, и тот, поняв, что сеанс можно заканчивать, подошёл к Звереву ближе, чтобы, приказав всё помнить, вывести его из гипноза.
Вскоре тот очнулся. Но он не спешил это показать – он обдумывал, как теперь, прямо теперь поступить, чтобы выиграть время… Над собой, над этим роскошным креслом, когда-то вызывавшим у него ощущение собственного могущества, а сейчас – только мерзкую тошноту от страха, он чувствовал терпеливое дыхание ждущего его конвоя и не спешил открывать глаза.
Старое записывающее устройство щёлкнуло – закончилась лента. Но новую уже никто не вставлял. Света первая очнулась от бездействия и медленно полезла её доставать. Потом зашевелились остальные сотрудники и Звереву, так ничего и не сумевшему придумать, приказали подняться. Он встал и казался теперь гораздо старше своих лет, а в глазах его продолжал бегать детский страх. Но он всё-таки сумел взять себя в руки и странным взглядом посмотрел на Мадаева.
– Почему вы сделали это? Всё ведь было так… выверено, – хрипло спросил Зверев, настырно всматриваясь в него, будто желая самостоятельно прочесть ответ, который он собирался услышать.
– Случайность, Дмитрий Никифорович, случайность… – устало усмехнулся Костя. – Вы говорили, что никогда не бывали в квартире погибшей и не давали ей своих вещей. А на одной из фотографий, снятых в квартире Зосимовой после её гибели, я заметил маленькую необычную стрелку от часов.
Он открыл ящик стола и достал оттуда, как раньше делал сам Зверев, его оригинальные часики.
– От этих часов, – сказал он и негромко добавил, – но я не ожидал, что вы могли так ненавидеть людей… Я просто думал, что вы лгали мне и контролировали память Валентины Осиповны, которая могла что-то знать о произошедшем.
Дмитрий медленно, будто не веря, взял часы в руки и немного помолчал, что-то обдумывая.
– Вы ведь понимаете, что у вас нет никаких доказательств? – неуверенно усмехнулся он вдруг, но взгляд его остался напряжён. – Показания, данные под гипнозом, недействительны… А то, что вы без моего согласия погрузили меня в это состояние, вообще незаконно…
– Конечно… Но, уверен, судья примет во внимание и улики.
– Какие это? – спросил Зверев, глядя на него недоверчиво, как ребёнок, которому взрослые говорят, что его игрушечный мир – не настоящий.
– Во-первых, запись вашей рукой о том, что Иванова приезжала к вам на сеанс во время гибели Зосимовой. Достаточно будет поднять документы из бухгалтерии и убедиться, что денег от неё не поступало, а значит, сеанса не было. К тому же и экспертиза подтвердит, что эта запись в её карте была сделана гораздо позже – не тогда, а уже после наших с вами встреч. Ну а во-вторых…
Он замолчал, и Зверев нервно спросил, видя, что он не спешит продолжать:
– Что?
– Во-вторых, стрелка от ваших часов. Наверняка, найти мастера, который чинил их, удастся быстро – всё-таки редкая вещь… Покажем ему вас с вашими часами, он подтвердит, что вы приходили к нему их чинить.
– Но это ничего не доказывает…
– Ну, кроме того, что вы нам постоянно лгали… Да и забываете – теперь я могу взять ордер на получение записей всех ваших разговоров. Вы общались с Бердниковым по одному из ваших телефонов, так что достаточно будет просто всё проверить. Докажем, что была назначена встреча, и на фоне всех этих обстоятельств, возможно, будут приняты во внимание и результаты нашего с вами сеанса гипноза, так что, сами понимаете… – Костя развёл руками, демонстративно показывая конец истории, но радостно ему не было. И Зверев, не найдя в его лице ни капли усмешки или гордости, вдруг опустил взгляд на недвижимую декоративную стрелку в часах в своей руке и тяжело вздохнул.
– В её квартире… Зосимова сопротивлялась, я их выронил. Стекло разбилось, но я собрал осколки. А то, что слетела стрелка, заметил только в мастерской, когда показывал мастеру фотографию часов, какими они должны быть, – с обидой в глазах тихо произнёс он. – Я думал, от неё не будет вреда. Ведь всё было так… легко…
Мадаев кивнул. В глазах его было что-то сродни пониманию, но участия в нём не было, и тот отвёл взгляд. А Костя ощутил вдруг, что рядом с ним стоит Валентина. Он не торопился оглядываться, понимая, что она сейчас смотрит не на него – её внимание, как и всех, было приковано только к одному лицу. Но Зверева вскоре увели, и она проводила его долгим взглядом, не произнеся ни слова.
Валентина вернулась к себе домой, Костя отправился обратно в офис, и дни потекли, как обычно. Теперь ему не было неприятно слышать удивлённые возгласы и поздравления с раскрытием дела непосредственных коллег и сотрудников других отделов, и он спокойно мог ходить по этим коридорам, ещё недавно приносившим ему мучения от неразрешенной задачи.
Света походила на работу ещё несколько дней. Она казалась более серьёзной, чем обычно, и даже грустной. А вскоре она поблагодарила старшего следователя Мадаева за потраченное на неё время и, забрав документы, покинула эти стены, рассчитывая больше никогда сюда не возвращаться.
– Не выдержала, – как-то разговаривая с Михаилом, подытожил он, складывая в свой дипломат бумаги уже по новому делу. – Жаль – хороший следователь бы вышел, подучись она немного!
– Да, наверное… Что ж, хотя бы в эту клинику тебе больше ездить не надо, – ответил тот, откусывая большой бутерброд, и заметил, – а ты торопишься куда-то? Даже чаю не выпьешь?
