не глядя на Сашку, только на меня, причем с красноречивым нажимом. — А ты, Манька, со мной пошли.
— Что это значит? — опешила Сашка, а ее отец просто молча схватил за руку Мариэллу и попытался утащить ту с кухни.
— Нет! — взвизгнула сучка и, вырвав руку, цапнула со стола нож и метнулась в противоположный угол. — Я теперь молчать не буду! — заорала она, выставив оружие, как она думала, перед собой, и ее всю аж перекосило от злости. — Хочешь знать, кто такой Паша Сысоев, сестричка? Брат он твой! Родной! По отцу!
— Заткнись! — пошел на нее Ольшанский, а я пихнул на всякий случай Сашку себе за спину. Хуй его знает, куда эту ядерную боеголовку в истерике мотнет. — Не мели, чего не знаешь!
— Знаю! — Мариэлла замахала лезвием, пятясь от дяди. — Наш дорогой дядя Ваня по молодости-то ребенка заделал, а жениться на его матери не захотел, он же тогда уже с твоей матерью встречался! И признавать сына не захотел. Деньгами да подачками всю жизнь откупался. Даже на работу вон его к себе взял. А вот в дом свой никогда не приглашал. И родства не признал, даже когда мать твоя померла. У него же дочь только одна — единственная, принцесса любимая и всему наследница!
— Рот поганый закрой! — рыкнул Иван Палыч, наступая на дурную бабу, но я его резко окликнул. Чего опять лезет куда не надо. Не учили тебя на людей с ножами ходить, так и отойди, не геройствуй. — Никакой Пашка мне не сын! А мать его — шалава по жизни! С кем только не путалась!
— Стой! — велел я Сашке и, подняв для вида обе ладони, пошел на психичку. — Отдай, порежешься, платьишко попортишь. Дорогое небось.
— Пошел вон! — заверещала она, мечась теперь взглядом от меня к дяде и обратно. — Сволочь! Откуда она только взяла тебя?!
— В лесу нашла, — ухмыльнулся я, — там, куда ты ее на смерть послала.
— Не я! Пашка это! Мы с Гошкой только денег хотели! А он — чтобы Алька сдохла! Чтобы ты узнал, дядя Ваня!
Естественно, выпад мой она зеванула. Вывернув ей кисть, нож я отбросил подальше, и навалился, прижимая к стене, пока змеища билась, чуть ли на пену не исходя. Выдохлась через пару минут, едва глухим меня не оставив.
— Давай, Коля, веди ее отсюда! — приказал Ольшанский, явно тоже намереваясь уйти.
— Нет! — внезапно громко и твердо сказала Сашка. — Никто отсюда не уйдет, пока я не узнаю все.
— Дочь, потом все. Мы сами разберем…
— Нет! Я, черт возьми, хочу знать, почему прошла через такое! Не потом, ни никогда, зная тебя, папа. Сейчас!
— Шаповалов! Уводи! — гаркнул Ольшанский, да только извини, мужик, но не твое слово сейчас решающее.
— Отвечай, — тихо велел я на ухо своей пленнице и развернул лицом к Сашке: — Ей.
— Почему? Потому что с какой стати все тебе, Алька, а? Всегда все у тебя было! А за что? Чем ты заслужила?
— Не понимаю, — тряхнула головой Александра. — Ты сейчас о себе или об этом… моем брате?
— Не брат он тебе, сказал! — рубанул ребром ладони по столу ее отец.
— Да какая разница о ком? Ты перед всеми виновата!
У-у-у, да тут, чую, клиника стопроцентная!
— Господи, да в чем?! — сжала кулаки Сашка, подступая ближе.
Не стоит, малыш, у таких гадин все ядовитое насквозь. Дохнет — отравит. Вот, кстати, к вопросу об отраве… Мыслишка есть.
— Во всем! В том, что ты его дочь! Почему ты? Не я? Посмотри на себя, корова тупая! Я, я должна жить в роскоши. Ты же даже не понимаешь, что имеешь! За Гошку этого вцепилась, нищенствовать с ним ушла. Гордая она!
— Мы ни в чем не нуждались, да и какое тебе дело?
— А такое! Иметь все, отца, что в деньгах тебя может купать, и жить вот так! Овца!
— И что, за такое убивают, Мариэлла? — шокировано покачала головой Сашка. — Да приди ты ко мне и скажи, что деньги тебе нужны, разве я бы у отца не попросила?
— Да сдались мне ваши подачки! Еще и лекции вечные! С чего я должна просить, если могу просто взять. Когда и сколько захочу.
— То есть вы с Сысоевым на том и сошлись? — спросил я ее, подводя обратно к столу. — Села и не рыпаешься. Второй раз ласковым удержанием я не ограничусь. — Девка зыркнула злобно через плечо, но на стул задницу умостила. — Итак, Сысоев хотел отомстить за отцовский игнор всю жизнь, лишив его признанной дочери. Ты прикинула хрен к носу и поняла, что смерть дочери дядю твоего, скорее всего, в могилу сведет. Наследником Орехов остается. Вот и замутила с мужем сестры на упреждение. Заранее подготовилась.
— Чего там готовиться, — презрительно зыркнула сучка на Сашку. — Пару раз показала этому лоху, что такое настоящая женщина в постели, он и влюбился без памяти. Надоел свой любовью — сил уже не было.
Мразь, достала все-таки мою девочку ядом своим. Сашка шумно вдохнула, выпрямляя спину как-то деревянно, и сглотнула. Говорю же, такие яд всеми порами источают.
— Настоящая шлюха, ты хотела сказать? — уточнил я. — Потому как настоящая любящая женщина и настоящая шлюха — это две большие разницы.
— Да плевала я, что ты там думаешь, амбал!
— Господи, а я считала, ты выросла, Мариэлла. А ты все та же. Забрать, сломать и швырнуть обратно, как с теми куклами в детстве, да? — покачала головой Сашка, глядя на сестру с грустью.
Эй, малыш, только жалеть эту мразь не смей! Нельзя это.
— Пошла ты, Алька! — дрянь откровенно уже огрызалась на всех, видно оклемавшись от первого шока.
— Язык прикуси, так с дочерью моей разговаривать! — прикрикнул на нее Ольшанский.
— Вот сдохла бы твоя дорогая доченька, узнал бы тогда, старый хрен!
— Манька, не нарывайся, ты же меня знаешь.
— И что ты мне сделаешь, а, дядя Ваня? — ухмыльнулась змея. Точно очухалась, осмелела. — Племянницу родную убьешь? Дочь брата своего? Избить велишь? Милиции сдашь? На каком основании? Где доказательства хоть какие-то? То, что я с мужем твоей дочки спала, законом не наказуемо.
— А почему думаешь, что не убью? — процедил Иван Палыч, упираясь кулаками в стол напротив Мариэллы. — Ты ведь дочь мою не пожалела и не собиралась. Так с чего я должен с родной кровью считаться, если она чистая отрава. И не факт, что родная еще.
— Папа! — ахнула Сашка. — Ты не мож…
— Из-за нее ты мне ничего и не сделаешь, — цинично ткнула пальцем в Сашку сволочная баба. — В глазах доченьки потом как отмоешься?
— Между
