Книга Зимняя война - Влад Тарханов

– Меня тоже смутила дата этого опуса. – подал голос Берия.

– Чем смутила, товарищ Берия?

– Судя по всему, этот документ был написан в поезде, во время поездки к фронту. Но там приводятся факты и аргументы, они ну никак не могли быть известны обычному комбригу, в том числе, самый главный, КТО мог показать Виноградову замечания майора Чернова, на которые он ссылается. Свидетели утверждают, что комбриг цитировал этот документ. Нам точно известно, что эта записка с анализом Чернова из штаба Ленинградского округа никуда не выходила. Мистика какая-то, товарищ Сталин.

– А вы, товарищ Шапошников, с этой запиской были знакомы?

– Так точно, товарищ Сталин. Только попала она ко мне с документами из штаба округа по настоянию начальника оперативного отдела полковника Тихомирова. Он пытался сделать всё чтобы ситуацию изменить. Но менять уже было поздно. За день до наступления планы не меняют. Лучше иметь хоть какой-то план, чем никакого.

– А отложить наступление не думали, товарищ Шапошников?

– Сроки наступления были уже утверждены. Менять их не считал нужным.

– Хорошо, Борис Михайлович, надеюсь вы запомнили фразу из вашей характеристики: «главный недостаток маршала Шапошникова в том, что он никогда не противоречил мнению товарища Сталина, даже если был уверен, что Вождь ошибается». Думаю, вы сможете исправить этот недостаток.

– Лаврентий. Ты эту бумагу изучи, папочку на объект завёл? Назови его «Писатель». А то пишут тут мне, пишут, понимаешь… а мне что с этим делать?

Награждение

Москва. Кремль. 9 февраля 1940 года

Торжественное вручение происходило в Большом зале. Сказать, что я волновался, не правильно: я очень сильно волновался. Мне историческая возможность выпала: увидеть воочию высшее руководство страны, людей, навечно вписанных в историю. Интересно, будет ли Сталин? Он был. Молотов, Калинин, Ворошилов, был и Мехлис, а чуть отдаленно поблескивает пенсне самого знаменитого человека в пенсне, Лаврентия Павловича Берия.

Награждение было торжественным. Сталин вручал ордена Ленина и звёзды Героя Советского Союза. Семён Константинович Тимошенко кроме Героя получил и звание маршала. Считаю, вполне заслуженно. Да и орден Победы после Великой Отечественной вручат по праву. Ведь непобедимых полководцев можно пересчитать по пальцам рук. Были у маршала Тимошенко и удачи и обидные поражения. Но он был крепким профессионалом, одним из самых выдающихся полководцев СССР.

Ордена вручал Калинин, еще несколько человек наградил Ворошилов, но я не помню кого и за что, дело в том, что был все-таки немного много ошарашен. Мне, кроме ордена «Красное Знамя» ещё присвоили звание комдив. А вот это было для меня полной неожиданностью. Значит, в дивизию я не вернусь, поставят, как минимум, на корпус или на армию. Ничего себе прыгнул по карьерной лестнице нерасстрелянный комбриг!

Это некоторое чувство внутреннего обалдения пребывало со мной и во время банкета, в его начале тост произнёс товарищ Сталин. Он предложил выпить за доблестную Красную армию, одержавшую важную победу над буржуазной Финляндией.

Вскоре Сталин с группой товарищей банкет покинул. Я пил немного. Ко мне подошёл Чуйков, на его груди блестел новенький орден Красного Знамени.

– Ну, ордена нам выдали равные, а тебя, комдив, еще и повысили. По наградам обошёл ты командующего, обошёл. Молодец. За прорыв к Оулу скажу тебе честно: молодец! – и Василий Иванович крепко пожал мне руку. Я знаю, что Чуйков терпеть не мог разгильдяйства и безответственности. Был требователен и к себе, и к подчиненным, но, если кто-то отвечал его требованиям, такого командира Чуйков ценил и уважал, а при возможности и продвигал наверх.

Подошел ко мне и комбриг Зеленцов, награжденный «Звёздочкой»[81]. Он меня тоже поздравил, и поздравил искренне. А потом огорошил новостью, оказывается, достали машину, в которой ехал майор Чернов, и нашли в ней свежие следы от пуль. Это было похоже на подготовленную засаду – обстрел машины был напротив природной полыньи, стреляли с другой стороны дороги, водитель инстинктивно в таком случае отворачивает от выстрелов, попадает в полынью. Наша война в Финляндии все еще не закончилась. И мы были там непрошенными гостями. В память о майоре выпили.

Недалеко от меня сидел молодой военный, комдив, в котором я узнал начальника ВВС 9-й армии Павла Васильевича Рычагова, да, да того самого Рычагова, который потом скажет Сталину про летающие гробы! Он уже подготовил серьезный доклад «Военно-воздушные силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе». Там звучали идеи более тесного взаимодействия авиации и наземных сил. Но в своих предложениях Рычагов оказался максималистом. Он считал целесообразным подчинить авиацию напрямую армиям и фронтам, чтобы каждый корпус имел прикреплённые авиасоединения. И вроде идея правильная, но… в таком случае практически исключается маневр силами авиации, особенно глобальные маневры, когда надо перемещать сотни самолетов в места максимального напряжения.

Рычагов вызывал симпатию не только у меня. Это был харизматичный командир, обладающий не только авторитетом, но и большой долей личного обаяния. Круглолицый, улыбающийся, он светился каким-то особенным светом. Было неприятно осознавать, что вот-вот, скоро попадет его буйная головушка в опалу с летальным исходом.

– А… командир сорок четыре! Виноградов, поздравляю вас и с наградой, и с повышением. – было видно, что Павел Васильевич был уже немного подшофе. С ним рядом не было жены, Марии Нестеренко, тоже боевого летчика. Говорили, что это самая красивая и самая боевая пара советских ВВС. Я решил воспользоваться моментом.

– А я хочу поблагодарить вас, Павел Васильевич. Без вашей поддержки мне было бы в походе на Оулу ой как непросто!

– Вот! Чуйков убедил меня прикрепить к Особому корпусу отдельные авиачасти. Получилось-то хорошо!

– Хорошо. – подтвердил я.

– А они мне твердят… да… твердят! Жаль, что раньше ты мне не попался…

– Тогда, Павел Васильевич, может быть, сможете мне время уделить, хоть немного?

– Почему нет? Завтра к одиннадцати подходите в наркомат. Вам выпишут пропуск ко мне, я запомню, не переживай, комдив, у меня с памятью все в полном порядке!

Народ стал расходиться. Я тоже стал собираться на выход. У выхода из банкетного зала стояла небольшая группа военных, сверкавших свежими наградами, с которыми я разминуться не сумел, потому что услышал из-за спины такое мягкое и знакомое:

– А вас, товарищ Виноградов, я попрошу остаться.

– И когда это товарищ Берия успел посмотреть сериал про Штирлица? – непроизвольно вырвалось у меня.

Глава тридцать четвертая

Первым делом к самолетам

Москва. 10 февраля 1940 года

Где в Москве найти цветы, если на дворе февраль месяц? Оказывается, есть места. Меня к ним любезно подвезли.