Плотнее прижимаюсь затылком к подголовнику. Тяну воздух, который уже полностью пронизан запахом ее духов, и снова раздражаюсь.
То, что я выведу ее на настоящие эмоции – факт. Так оно и будет, не сегодня, значит, завтра, ну или несколькими днями позже. Но вся эта игра жутко бесит.
Она мне всегда нравилась. И я всегда хотел от нее отдачи. Чертовы реакции, от которых у меня какая-то маниакальная зависимость.
Салон уже минуты три, как заполнился молчанием.
Громова сидит, сцепив пальцы в замок. Вся такая неприступная. Чертова крепость.
Выдыхаю.
Где-то внутри, слишком далеко, чувствую, что она ревнует. Ревнует и поэтому сейчас злится. Но полной уверенности в этом у меня нет. Да, вслух я говорю абсолютно другое, транслирую непоколебимую уверенность, а на деле…
Меня на ней клинит. Мозг уже давно подвис и вскипел. Не покидает чувство, что я тупо стучусь в закрытую дверь.
Перебираю пальцами по рулю, а грудь воспламеняется именно в том месте, где она прижималась ко мне виском.
– Пристегнись, – бросаю флегматично, и Ариша мгновенно выполняет данную «команду».
Щелкает ремнем.
Тачка Вадика равняется с моей по правую сторону. Татарин слева.
Привычное дело, адреналин уже зашкаливает. Газую и срываю машину с места.
Аринка взвизгивает и хватается за дверную ручку.
– Мамочки, – бормочет, округляя глаза.
Педаль проваливается в пол. Стрелка спидометра почти ложится. Сбрасываю скорость, чтобы войти в поворот красиво. Задницу немного закручивает, бампер почти касается железного ограждения.
– Мы разобьемся! – орет Громова.
– Спокойствие, малыш, только спокойствие.
Смотрю по зеркалам. Салон заполняется адреналином, теперь не только моим. Ариша визжит, но при этом смеется.
Машину слегка заносит перед самым финишем, но я быстро выравниваю траекторию. Давлю на тормоз, и нас обоих тянет чуть вперед.
Наблюдаю за Аринкиными реакциями, пока вдалеке не начинают виднеться мигалки. Красно-синие «светлячки» катят сюда на всей скорости.
– Полиция?
Арина вытягивает шею, начиная вертеть по сторонам головой.
– Ага, – поддакиваю, продолжаю наблюдать за приближающимися тачками в зеркала.
– Чего ты стоишь? Нужно уезжать.
– Ага, – снова, но теперь с кивком.
– Тим!
– Что мне за это будет?
Наконец поворачиваюсь к ней. Смотрю в бегающие туда-сюда зрачки.
– Что?
– Что мне за это будет? – прищуриваюсь.
Мигалки от нас уже метрах в четырехстах.
– Я не понимаю, – переходит на крик.
– Ты же ревнуешь? – смотрю на нее в упор.
– Разве сейчас до этого?
Она мечется. Оборачивается. Нервничает.
– Только сейчас, – улыбаюсь, продолжая упираться ступней в педаль тормоза. – Ревнуешь?
– Нет.
– Правда?
«Втыкаю» заднюю, и машина начинает катиться навстречу ментам.
– Что ты делаешь? Нас поймают! Тим…
– Ревнуешь? Тебе же не все равно?
– Я могу соврать и сказать то, что ты хочешь слышать! – кричит мне в лицо, обильно краснея. У нее голос срывается, а меня снова кроет.
– Я пойму, если ты врешь.
Пожимаю плечами, убирая руки с руля.
– Нас поймают, – улыбаюсь и приоткрываю окно, чтобы она слышала вой сирен.
Арина качает головой. Дергается влево, на секунду прилипает к стеклу, видимо оценивая ситуацию снаружи, а когда поворачивается, я вижу в ее глазах такое, отчего самого перетряхивает.
– Мне не все равно, – переходит на шепот. Выдыхает. – Ты меня бесишь! Ты наглый, бессовестный, я тебя ненавижу! Но мне не все равно, – всхлипывает. – Они меня раздражают, все эти твои Янки и Наташки, понял? Ненавижу!
Ее громкая, сказанная в запале речь стихает так же резко, как и началась.
Рывком тяну Арину на себя, обхватив шею ладонью.
Касаюсь ее губ своими. Чувствую, что ее тоже лихорадит. Такая горячая. Моя.
Она мне отвечает. Теперь уже сама тянется. Впивается ногтями в плечи и прикрывает глаза.
– Ты дурак, Азарин. Дурак, – бормочет в губы.
Ментовская тачка равняется с нами именно в этот момент.
Сжимаю тонкие пальцы. Правой рукой переключаю скорость и давлю на газ.
Нас откидывает назад.
Внутреннее ликование превращается в настоящую эйфорию. Всего пара слов…
– Держись.
Выкручиваю руль, делая полукруг. Машину снова заносит, но нам нужно объехать скопившийся кортеж ментов.
Раз, два, три.
Вокруг хаос. Мигалки раздражают слизистую своими вспышками. Кто-то не успел запрыгнуть в тачку и уже лежит мордой в белый капот.
– Если нас поймают?
Теперь Арина сама хватает меня за предплечье.
– Аккуратнее, – веду плечом, и она сразу убирает руку. – Не поймают. Шестьсот лошадей под капотом. Оторвемся.
– Они запишут номер. У тебя будут проблемы…
– У меня, – улыбаюсь, – ты тут ни при чем, – проговариваю чуть ли не по слогам.
На шоссе стрелка снова ложится. Дорога практически пустая, скорость зашкаливает. Мигалки остаются далеко позади.
Сворачиваю в ближайший поселок и сбавляю обороты. Останавливаюсь и гашу фары.
– Все? – ее полушепот со стороны заставляет повернуть голову.
Киваю, на что Арина сразу шумно выдыхает.
– Я чуть с ума не сошла.
Она все еще часто дышит. Громко так. Хватает ртом воздух, рассеянно растирая ладошками лицо.
– Извини, – отстегиваю ремень.
– Я готова тебя убить. Задушить прямо сейчас.
– Сопротивляться не буду, – поворачиваюсь к ней корпусом.
– Какое благородство, – закатывает глаза.
– Значит, ты ревнуешь?
– Ты выбил из меня это признание. Так нечестно.
– А кто вообще говорил о честности, м?
Тянусь к ней, чтобы почувствовать. Прикоснуться. Это уже стало зависимостью. Болезнью.
– У тебя нет совести, – качает головой, осторожно, почти мимолетно касаясь моих губ своими. – Совсем, – опускает взгляд.
Нас освещает магнитола. Из динамиков льется музыка ночного чарта, ее еле слышно. И сейчас вообще непонятно, из-за чего. То ли кровь в висках так громко бахает, то ли я просто убавил акустику.
