– В чьих интересах?
– В общих. Но ужин будет, обещаю.
– Э-э… Вообще-то я не одна.
Я почти уверена, что он уже не слышит, но Асиано отвечает:
– Ладно, я готов накормить и твоего друга тоже. Если он больше не будет бросаться на меня с инструментами.
– Не могу вам этого обещать. Но… Он знает. Пункт о тайне…
– Я понял. Напиши, где мне его найти, постараюсь успеть. До встречи.
Я по-прежнему не верю этому странному доктору, который говорит одними загадками. Но он пообещал еду. Еду! Хитрец. Наверняка Герцен ему рассказала, что против этого я не могу устоять.
* * *
Roma Termini непривычно пустой, почти вымерший. Всего пару часов назад здесь было не протолкнуться из-за туристов и местных, возвращающихся с работы, а теперь на каждом шагу мне встречаются только полицейские. Войдя в здание вокзала, я обнаруживаю, что он оцеплен – полиция стоит у каждой двери и всех пропускает только на выход. У банкоматов на полу бурая лужа, а дальний конец зала отделяет полосатая лента, за которой мелькают яркие куртки спасательной бригады. В помещении висит остывший серый дым и запах гари. И еще характерный металлический запах, который ни с чем не спутаешь, – как будто я и не покидала храма. Этим вечером Рим снова горел и в нем пролилась кровь.
Я чувствую тьму. Она поселилась здесь недавно и уже заполнила собой все – высокие своды залов, разбитую витрину газетного киоска, сердца людей вокруг. Скоро она уйдет, отступит – люди будут бороться и, скорее всего, победят. Не потому, что добро всегда побеждает, а потому, что тьма уже выполнила свою задачу. Но пока она здесь.
До выхода остается пара десятков шагов, когда телефон в руке снова вибрирует, заставляя меня вздрогнуть. На экране светится сообщение от Асиано: «Выходи по центру, тебя ждет такси. Белая “Тойота” с рекламой оперного театра». Через минуту я захлопываю за собой дверь с изображенной на ней сценой из «Веселой вдовы» Легара. Асиано сидит за рулем, а сзади него, на пассажирском месте, хмурый Ливень обнимает свой желтый Kånken с таким видом, как будто это не рюкзак, а непробиваемый щит супергероя.
– О, ты уже здесь! – Я расстегиваю куртку и устраиваюсь поудобнее.
– О, ты тоже! – передразнивает меня Ливень. – Может, ты мне объяснишь, что мы тут делаем? Я вышел на улицу порисовать, никого не трогал. Потом рядом остановилась машина, и меня похитили.
– Накинули мешок на голову? – уточняю я, переходя на английский.
– Думал над этим, – отзывается Асиано. – Но потом решил пустить в ход свое обаяние.
– Мешок был бы надежнее.
Ливень хмурится, пытаясь понять, шучу я или нет. Потом говорит:
– Пока тебя не было, группа ребят устроила на вокзале погром. Кидали в киоски бутылки с горящей смесью, двоих человек столкнули под поезд, а еще какой-то придурок нападал на людей с ножом, есть жертвы. Весь город на ушах.
– Кого-нибудь поймали?
– Несколько человек задержали, – отзывается Асиано. – Но они говорят, что ничего такого не планировали и друг друга даже не знают. Скорее всего, это правда и они не виноваты, хотя это практически невозможно будет доказать. Никого из проводников, скорее всего, не найдут.
– Это все сделали проводники? Жесть, им тут что, зарплату не платят?
Ливень делает круглые глаза – слово ему непонятно, а я начинаю догадываться, о ком речь.
– Проводники тьмы, – объясняет Асиано. – Прислужники звартхартов.
– Кого?!
– Вы их тоже так называете? – удивляюсь я.
– Тоже? – в свою очередь удивляется Асиано, и на несколько секунд мы все замолкаем. А потом у меня в голове наконец совпадают кусочки пазла – какое же это кайфовое чувство!
– В старинных текстах их называют di inferi, – отвечает Асиано на мой вопрос. – По имени первобытных темных сущностей, но нидерландское название лучше прижилось. Трудно сказать почему – язык не самый благозвучный, мягко говоря.
Я закатываю глаза в ответ на это замечание. Мы часто слышим от приезжих, что язык у нас такой, как будто пьяный немецкий матрос пытается говорить на французском с горячей картошкой во рту. Ливень между тем жадно ловит каждое слово.
– Истинных звартхартов очень мало, но они умеют творить зло и чужими руками. Для этого им нужны проводники, – объясняет доктор, все так же глядя на дорогу. – Это марионетки, они выполняют приказы, получая за это часть силы и разные привилегии – в основном материальные. Как правило, они не очень умны, но могут быть не менее опасны, чем их хозяева.
Машина останавливается на светофоре. Асиано, ожидая сигнала, барабанит ладонями по рулю, Ливень беспокойно ерзает на месте. Я думаю. Те парни с татуировками. Так вот почему контакт с ними, даже недолгий, сводит людей с ума, но эффект быстро проходит. Как правило, тогда, когда последствия уже необратимы. Спрашиваю:
– Проводники тоже дискорды?
– Нет, обычно это как раз люди, но с определенными качествами. Такими как жестокость, алчность, жажда быстрой наживы и не очень высокий интеллект. Такие способны выполнять поручения за награду, не задаваясь лишними вопросами, и при случае от них легко избавиться. – Говоря это, Асиано сворачивает в какой-то переулок и останавливает машину возле облезшего трехэтажного дома, стены которого покрывают граффити. – Одну минуту, ребята, нам тут нужно пересесть.
Мы выбираемся из машины, проходим метров двести и садимся в старенький черный «Фиат». Я оглядываюсь и вижу, как в оставленное нами такси садится другой водитель и вскоре машина скрывается из виду. В салоне «Фиата» пахнет мятнолимонным освежителем и холодом. Мы с Ливнем ежимся, устраиваясь на остывших сиденьях.
– Врач, ментор, водитель такси… Док, у вас столько работ, когда же вы отдыхаете? – спрашиваю я, когда «Фиат» ныряет в вечерний поток машин.
Асиано смеется:
– О, я не вожу такси. Но у меня есть друг-таксист, я одолжил у него машину, чтобы как можно незаметнее забрать вас с вокзала.
– Ну прямо как в кино. И куда мы едем?
– Ко мне домой. Останавливаться где попало вам сейчас рискованно.
– Хм… – Я снова перестаю понимать ситуацию. – Не знаю, говорили вам или нет, но дискорды не ночуют у своих менторов. La distanza, signore.
– Кроме тех случаев, когда подопечному нужно укрытие, потому что его жизни угрожает опасность, – весело отзывается Асиано, напоминая мне еще одно правило. – К тому же у нас есть свидетель. – Он кивает через плечо на Ливня. – Это исключает неуставные отношения. А отношения между дискордом и свидетелем… меня не касаются. У меня есть свободная комната, делайте там что хотите, только, пожалуйста, без жертв. Ты любишь готовить, Сэйнн?
– Терпеть не могу.
– Отлично. Тогда вы с Ливнем моете посуду, а остальным займусь я.
