в броне.
Забавно, но то, что мне казалось само-собой разумеющимся, удивило фру Ампитар, но к моему совету она отнеслась с неподдельным интересом. Более того, она даже пожала мне руку, заявив, что они с супругом даже не задумывались о такой малости, как воинские навыки будущих солдат княжества.
Я даже испытал неловкость. Спрашивается, почему не уговорил собственного сюзерена набирать наемников, вместо того, чтобы жертвовать дворянами? С дугой стороны, герцог Силинг знает о практике наемничества, так что ему виднее. Может, попросить мага смотаться в Швабсонию, где жаждущих добычи «псов войны» всегда избыток? Нет, не потянет казна герцога платить четыре талера в месяц рядовому солдату, и восемь талеров капитану отряда.
Мы беседовали с фру Ампитар, не забывая отдавать дань уважения закускам, а фру, еще и легкому вину. Я умудрился ограничиться «детским» пивом и, никто мне не навязывал более крепких напитков, не кричал на ухо, что я не уважаю тутошние обычаи, и княжество Севр. Вполне возможно, что девчонки и на самом деле предупредили князя, что граф Артакс принес обет не пить хмельного. Кажется, они приходятся князю Севру близкими родственницами? Может, двоюродными племянниками, или еще кем-то? Впрочем, здесь все друг другу приводятся какими-то родственниками.
И все бы хорошо закончилось, если бы присутствующим не представили невесту. На пир, пусть это ее собственная свадьба, девочке рано, не доросла, да и жениха рядом нет.
Казалось бы — и чего ее представлять? Девочку все знают, выросла на их глазах. Но теперь Инга приобретает другой статус, из княжны превращаясь в герцогиню. Ну, не совсем пока, если уж быть занудой, но близко. И пир этот очень похож на тризну, которую справляют по умершей девушке.
И вот, явилась. Девчонка как девчонка, в белом платье. Насколько помню, белый цвет означает траур. Дескать, для своего рода девка — покойница. Ну да ладно. Невысокая, белобрысая, и нос в веснушках. Авось, со временем станет красавицей. И что, показали бы и показали, а теперь бы ее обратно увели, незачем детям пьяных гостей показывать. Ан, нет. Кто-то из гостей вспомнил, что в старые добрые времена на пирах избирали королеву пива, так почему бы не выбрать королевой Ингу?
А королеве пива полагается вручить рог с пивом самому славному из гостей. И какого тойфеля эта соплюшка выбрала меня? И что было делать? Не скажешь ведь при всех, что я не пью, не поймут. Рог с пивом не показался мне большим — полпинты, не больше. Но по голове стукнуло изрядно. Помню, что мне вдруг стало ужасно весело, и я уже начал пить с соседкой. Да, точно, это помню. А что дальше? А дальше, убей меня бог, не помню.
Мой друг, любивший выпить, говаривал: если утром с похмелья ты ничего не помнишь, то жди известий со стороны. Но никогда не следует говорить: мол, ничего не помню. Воспользуются случаем, такого на тебя навешают, чего и не делал. Всегда твердо отвечай — все помню; нет, такого не было; поклеп и наговор.
Кажется, могу смотреть на окружающий меня мир, и даже способен встать на ноги самостоятельно. Что это за напиток такой из ягод полыни и сныти? А что, у полыни есть ягоды? Разве она не трава? А сныть, это что такое?
Уже сумев окончательно собраться с силами, задел локтем за что-то мягкое. Повернувшись, увидел нечто, замотанное в одеяло, из-под которого торчала голова и грудь… Со шрамом. Мерещится? Осторожно потрогал рукой и услышал:
— Юджин, дай поспать. Подожди, отдохну…
Фрейлейн перевернулась на другой бок, натянув на себя одеяло. И почему она тыкает человеку, годящемуся ей в отцы?
Так, в постели лежит девушка. А кто на полу? Кто так страшно визжал?
А на полу — вернее, на ковре, обнаружилась еще одна фрейлейн. Верхняя часть туловища укрыта мужским камзолом… Ба, так это же мой парадный камзол! Ладно, ради благого дела пусть пострадает. Но вот филейная часть, «украшенная» звездообразным шрамом, подозрительно голая. Замерзнет же девчонка!
Ощутив в себе достаточно сил, слез, взял девушку на руки, положил на постель. Принявшись укрывать одеялом, услышал, вместо благодарности:
— Гад ты.
— Почему это гад? — обиделся я.
— Потому что. И с кровати спихнул, а потом два раза на задницу наступил, копытом своим, — пробормотала Эмис.
— Ну, прости, я нечаянно, — повинился я, сделав попытку погладить ушибленное место, но девушка отодвинулась.
— Отстань. Спать хочу.
Выходит, я спал с двумя девушками сразу? Что-то здесь не так. Нет, в прежние времена, где-то между отрочеством и солдатчиной, бывало, что просыпался утром с малознакомой дамой (хоть благородной, а хоть и шлюхой, не суть важно), когда в башке стучат барабаны, а ты толком и не помнишь — что же случилось вчера, и было ли у тебя что-нибудь с незнакомкой? Если человек пьян, то он, скажем так, не всегда способен довести до конца желаемое. Но даже в молодости, в дни моего безалаберного студенчества не бывало такого, чтобы я просыпался с двумя дамами сразу. Мечтал, разумеется, но всегда верно оценивал свои способности. А тут, на старости лет! Страх и ужас, короче говоря. Нет, это точно, не про меня. Думаю, я просто заснул рядом с двумя подвыпившими девчонками.
Маг, трезвый, словно последняя сволочь, сидел и посматривал на меня. Я же уверенно сделал несколько шагов по направлению к двери, вспомнив, что прямо по коридору имеется отличный теплый сортир, а там же умывальная комната, где отыщется вода.
— Ты прямо так и пойдешь? Вон, все болтается… Этак всю прислугу у князя перепугаешь, — ехидно поинтересовался фон Скилур.
А что не так? А, ну да. Поискав глазами одежду, вздохнул — все раскидано, вперемежку валяется женская и мужская одежда, пустые бутылки. Три штуки. А на столике, у окна, еще три и остатки какой-то закуски. От сердца немножко отлегло. Скорее всего, после торжественного пира, мы с девушками просто немного добавили, а потом легли спать, без всякого разврата. Ну, а что голыми, бывает.
Камзол и рубашка есть, а где штаны? И белье куда-то запропастилось. Наверное, маг спрятал. Хорошо, что князь привык заботится о гостях. Вон, у входа висит халат, а под ним тапочки.
Умывшись, и все такое прочее, я почувствовал себя человеком. Вернувшись в комнату, осторожно присел на край постели, чтобы не потревожить спящих девчонок.
— А ведь не пил двадцать лет с лишним, — вздохнул я с горестью.
— И гордился небось этим?
— Был грех, — согласился я и вздохнул еще раз. — Казалось, что из-за того, что не пью,
