Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
Впервые он услышал о ней на одном официальном форуме, когда, еще будучи губернатором штата Нью-Мексико, встречался с индейцами хопи в Капитолии города Санта-Фе. В те дни обитателей резерваций на севере штата беспокоили происходящие изменения климата. Уменьшилось количество дождей, и сток Рио-Гранде упал на пятнадцать процентов. «Все предрекает великую катастрофу», — говорили они. «Знание о том, когда и как она наступит и как подготовиться к ней, составляет великую тайну, — вещал их делегат, старый индейский вождь, почти девяноста лет от роду, откликавшийся на имя Белый Медведь. И добавил: — Белые люди уже давно скрывают от нас подробности грядущего великого и ужасного дня». «Великого и ужасного дня? — Достопочтенный Кастл улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку. — А я думал, что это был день бомбардировки Хиросимы!»
Роджеру Кастлу пришлось вспомнить об этом разговоре через месяц. В тот день скончался его отец, Уильям Кастл II. От него Роджер унаследовал все: состояние, ум, внешность Джона Уэйна из фильма «Форт Аламо» и, помимо того, скептицизм и неверие. Веру во что-то, что нельзя измерить, взвесить или превратить в дивиденды, он считал непозволительной тратой времени.
Во время войны Уильям Кастл II входил в состав группы математиков и физиков-теоретиков из Принстонского института перспективных исследований, проверявших расчеты «Проекта Манхэттен». О чем почти никто не знал, так это о том, что после войны, когда было завершено создание первых атомных бомб, большинство членов этой группы продолжали собираться, уже втайне, и называли себя «ясонами». Они превратились в неформальную организацию, сотрудничающую с Министерством обороны; так, они предложили варианты решений по Камбодже и Вьетнаму, при этом, несмотря на свою непопулярность у пацифистов, некоторые из них, включая Кастла-старшего, сумели сохранить свой научный авторитет.
В раннем детстве Роджеру довелось три или четыре года подряд, во время летних каникул, присутствовать на собраниях этих ученых, когда они обсуждали свои скучные дела. На бесконечных застольях, устраиваемых в доме отца, он впервые услышал разговоры о ядерном щите, электронной войне, об Интернете — конечно, он еще так не назывался — и даже о будущем спутниковом шпионаже. Поэтому, когда Уильям Кастл II, лежа на смертном одре, попросил оставить его наедине с сыном и упомянул о «великом и ужасном дне», Роджер испытал подлинное потрясение.
— Недавно делегация индейцев хопи рассказала мне о группе ученых, хранящих в секрете эту дату, — ответил он, не приходя в себя от изумления.
— Это были мы, сынок.
— Папа, ты что, веришь в это? — спросил он, с глазами полными слез.
— Я не верю. Я же ученый, ты не забыл?
— Тогда что?
— Я знаю, сын. Просто знаю.
Лежа на кровати, пожираемый ненасытным раком поджелудочной железы, патриарх семейства Кастл открыл своему сыну еще кое-что: что секретные службы в рамках некой операции «Элиас» стараются определить этот момент нашего ближайшего будущего. Кастл-старший давно не принимал участия в собраниях «ясонов», но не сомневался в том, что день «Икс» уже определен. АНБ, Агентство национальной безопасности, собирало и сопоставляло документы от всех важных организаций страны, начиная от НАСА и заканчивая НУОАИ, Национальным управлением по океаническим и атмосферным исследованиям. Многие годы трудов, направленных на изучение докладов по сейсмической или радиоактивной обстановке, по уровню космической радиации или электричества в атмосфере, должны были дать свои плоды: он полагал, что календарная дата уже известна.
— Но эти ублюдки, Роджер, — говорил он, — отчитываются только перед оружейной промышленностью. Они прекрасно знают, что точная информация о будущем планеты обеспечит им полное господство. Поэтому они и хранят ее в секрете. Даже президента не ставят в известность. В грядущие времена хаоса олицетворяемая им демократия не будет стоить и ломаного гроша.
— Ни одного из президентов? Они никому не говорили?
Лицо отца болезненно исказилось.
— Этот проект так засекречен, что очень мало кто знает о его существовании. Президенты приходят и уходят, сын. Они политики. А эти люди остаются. Кроме того, никому и в голову не приходило спрашивать об этом проекте, а сами они не стремятся к огласке. Ты понимаешь меня? Если когда-нибудь ты дойдешь до вершины, тебе придется сделать этот шаг и задать вопрос.
Эллен сказала ему то же самое. Это был хороший совет. Именно так он и поступит. Теперь он был уверен.
«Настал момент поставить на карту все», — намекнула его верная помощница.
Роджер Кастл, сорок пятый преемник Джорджа Вашингтона, много слышал о проекте «Элиас». Его источники информации не вызывали сомнений, он возглавлял нацию и был решительно настроен до конца разобраться в этом деле.
«Сейчас или никогда», — подумал он.
45
Раздался глухой удар. Металлический.
Нас окутывал последний предутренний мрак. Второй из солдат Даджяна — армянин называл его Яносом, по-моему, он был немым, — действовал без колебаний. Он приложил какой-то предмет, формой напоминающий миниатюрный паяльник, к замку металлической решетки церкви Санта-Мария-а-Нова, раздался резкий хлопок, и она поддалась.
Словно по команде, мы впятером вошли в усаженный цветами и деревьями сад и по узкой дорожке направились к храму. Только сейчас я ощутила охватившее моих спутников напряжение. Прекрасное настроение Армена улетучилось, сменившись звериной чуткостью и настороженностью, не оставшейся мною не замеченной. Янос пробурчал нечто неразборчивое по-армянски. Они заспорили о нейлоновой сумке, которую несли с собой. По крайней мере, мне так показалось. В конце концов победило мнение Даджяна. Было очевидно, что эти люди чего-то боялись. Они достали оружие: четыре израильских автомата «узи» с оптическим прицелом, и еще запасной «зиг-зауэр» на поясе у одного из них. Они встревоженно оглядывались, будто опасаясь, что кто-то или что-то внезапно набросится на нас.
Но кому это могло понадобиться?
Церковь Санта-Мария-а-Нова я изучила как свои пять пальцев. Это была безмятежно-спокойная часовня, расположенная в центре одного из тех городков, где никогда ничего не происходит. Церковь окружали жилые дома, но участок, посреди которого она возвышалась, до сих пор использовался как кладбище. По левую руку виднелись самые старые могилы. Буйно разросшиеся сорняки почти скрывали древние захоронения. С правой же стороны, напротив, плиты были белыми и сверкающими, и у их подножия лежали цветы.
Обе части кладбища объединялись там, где громоздились особенно большие гранитные надгробия, свидетельство давно забытых эпох. Под этими вековыми плитами покоились каноники, ремесленники и даже паломники, и именно этим древним камням церковь обязана своим мрачным прозвищем «храм надгробных плит», «templo de las lápidas», или «de las laudas» по-галисийски.
Это место никогда не внушало мне страха. Несмотря на обилие могил, ничто здесь не таило угрозы. Совершенно ничего. Здесь царил мир и покой.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
