Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 165
не меньше, но пришедшие были аккуратно рассредоточены по ровным прямоугольникам и стояли лицом к большой лестнице дворца. Между прямоугольниками зияли довольно ровные проходы, возле одного из которых провожатый передал стремящегося освоиться в этой многоголосой обстановке Уни своему коллеге, такому же белому и малорослому. «Да у них тут все схвачено», – про себя присвистнул юный дипломат. Его быстро повели по одному из проходов между людскими массами в сторону дворца, а скучающие в ожидании церемонии сановники в пестрых одеждах оценивающе пялились на юношу, будто Уни прогоняли сквозь строй.
Эта пытка закончилась лишь тогда, когда человеческое море наконец расступилось и Уни узрел постамент колонны Норея Основателя. Представители двенадцати воссоединившихся царств – по три на каждой стороне – тянули руки вверх, к первому герандийскому императору, который, в свою очередь, с возвышенным почтением обратил державные ладони к Солнцу. Возле колонны теснилась отдельная группка людей, Уни тут же предположил, что это и есть посольство. Так оно, в сущности, и было. Провожатый подвел его к еще одному грифообразного облика распорядителю, к вящему ужасу юноши оказавшемуся не кем иным, как личным секретарем посла Зимием Гроки.
«Вот ведь мерзавец! – в сердцах подумал Уни. Он гордо и отстраненно отвел взгляд, демонстративно не замечая своего недоброжелателя. – Сам ты рубанок, понял, да?»
Между тем провожатый раскрыл пергамент и вполголоса зачитал: «Энель Унизель Вирандо, переводчик», а затем выжидательно уставился на Гроки. Тот обратил взор к Уни, и лицо его приобрело подозрительно-скептическое выражение. Казалось, еще мгновенье, и Гроки рявкнет на распорядителя: «Ты кого привел, дурень?»
Уни уже пообещал себе не пугаться, но в этот раз сердце его снова будто зависло над пропастью, а по коже пробежали мурашки. Он знал, что бояться глупо, что все и так ясно и доказывать ничего не нужно, но… ничего не мог с собой поделать. Капелька пота, сорвавшись с шеи, стремительно скользнула вниз по позвоночнику. Гроки насупился еще больше и, наконец, медленно, еле заметно кивнул. Провожатый тут же скрылся, словно его и не было, а Уни остался в полной власти своего, теперь уже вполне очевидного, врага.
– Еще раз опоздаете – в песках оставим жариться! – сквозь зубы тихо процедил Гроки.
Уни непроизвольно кивнул и попытался вспомнить, есть ли в Вирилане пустыни и вообще какой рельеф и погодные условия. Указанное ему место – крайний слева в последнем ряду – было, мягко говоря, не самым почетным. Соседи лениво оглядели юношу и тут же потеряли к нему всякий интерес. Впереди по центру Уни разглядел уши энеля Санери, и тот незамедлительно обернулся, будто почуял взгляд переводчика. Смущение Уни от такой неожиданно быстрой реакции было компенсировано весьма дружелюбной, хотя и несколько дежурной улыбкой посла, однако в данной ситуации это было гораздо лучше, чем совсем ничего. Остальные, кто был во главе посольства, прибывшего переводчика начисто проигнорировали, но Уни это ничуть не оскорбило. Он начал по-детски наивно оглядываться по сторонам, вбирая в себя волнительно-пафосную атмосферу предстоящего торжества.
Дворцовая площадь, где происходили сегодняшние события, представляла собой пространство между палатами императора, в которых и проживал Великий владыка, и Собором Света, то есть главным храмом империи. Союз религиозного и светского начал традиционно был одним из излюбленных предметов философских споров в среде образованных герандийцев. С одной стороны, народ империи прямо-таки излучал религиозность, поминая Ясноликого владыку через слово как в базарных сплетнях, так и в официальных документах. С другой – дальше этих слов и формального посещения храмов дело чаще всего и не заходило. Одни утверждали, что сама империя основана под сенью Лучезарного светила, а император – лишь наместник его и, как гласит официальный политической догмат империи, такой же слуга, как и все остальные. Другие – что реальное влияние пресветлого духовенства на дела государства настолько мизерно, что его никто не считает самостоятельной политической силой. Служители Солнечного культа довольствуются своими весьма обширными привилегиями, высоким ежегодным содержанием за счет казны и крайне редко напоминают о своем существовании, когда дело касается вопросов, не имеющих прямого отношения к их внутренней, весьма запутанной, «кухне».
Одни считали такое положение вещей следствием присущей герандийцам практичности, другие – результатом слишком тесного слияния власти с Солнечным культом, который она просто удушила в своих объятиях. Император традиционно играл главную роль в важнейших религиозных обрядах, однако государством правил не в качестве верховного жреца, как, скажем, мустобримский Первосвященник, а с опорой на законы, бюрократов и армию, то есть фактически как светское лицо.
Собор Света в связи с этим как бы олицетворял собой судьбу породившей его религии. Воздвигнутый во всем своем гранитно-мраморном блеске еще при Норее для проведения торжеств общегосударственного значения, он оказался вовлечен в конкурентную борьбу с имперской бюрократией в лице палат Великого владыки. На текущий момент перетягивание каната привело к тому, что проводы посольств, например, проходили на Дворцовой площади, то есть баланс сил между светским и религиозным центрами империи сохранялся. Впрочем, за Собором оставались коронации, отпевания и все мероприятия солярного цикла, так что говорить о поражении церковников было еще рано. Тем более что и посольства чиновники вырвали себе путем самого низкого подлога. В тексте соответствующего закона Собор формально оставлял дипломатические церемонии за собой, однако специальной припиской в конце особо оговаривалось, что отправка посольств в хорошую погоду допускается и на площади рядом с храмом с целью «большей открытости лучам Великого светила и облегчения пути до пристани». Формулировка была раскритикована за вопиющее смешение высоких и низких сущностей, однако сохранена.
Сам Уни, в отличие от матери, никогда не был особо религиозным. Его иногда завораживала внешняя красота церковной службы, но не более того. Втайне он склонялся к учению секты просафастиков о том, что для вознесения хвалы Солнцу за дарованную жизнь нет нужды строить храмы и содержать толпы священников. Нужно лишь вставать с рассветом, ложиться с закатом, а в перерывах упорно трудиться, и будет тебе счастье. Впрочем, работа в архиве и солнечный свет – вещи прямо противоположные, и сегодня Уни был особенно рад еще и потому, что, похоже, на глазах лишался своего скрытого страха провести лучшие годы вдали от Светила. Взгляд его, впрочем, реагировал на большие пространства, как котенок, которого впервые в жизни вынесли во двор на самостоятельную прогулку. Сначала он до смешного робок, пугается исчезновения привычных границ и тут же стремится возвести новые. Потом осторожно, ползком, шаг за шагом ощупывает новое. И, наконец, уже радостно скачет и играет, энергично вливаясь в полную жизнь, начисто позабыв о своей недавней робости.
Также
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 165
