Ну а я молчать не буду. Мне терять нечего. Он или поможет мне, или… Неважно. Он мне поможет. Я заставлю его услышать себя.
Я встала и дождалась, чтобы Дэбрэ посмотрел на меня.
— Вы решили, что я вновь хочу вас соблазнить? — сказала я прямо. — Или что я претендую на то, чтобы стать вашей женой или содержанкой? Не нужно додумывать за меня, предполагать то, что я не говорила. Я всего лишь хотела сказать, что путь вечной девственницы не для меня. Я не хочу отказываться от жизни. Хочу быть счастливой, любимой, любить, иметь детей. Не с вами, а вообще. Жить. Я просто хочу жить, виконт Дэбрэ, естественной для людей жизнью. Вы можете стать тем, кого я полюблю. Но я могу полюбить и другого. Вы нравитесь мне, думаю, это заметно. Но это не значит, что я собираюсь виснуть у вас на шее. Ваше недоверие, то, что вы переиначиваете мои слова и интерпретируете мои поступки как намекающие на что-то дурное, не увеличивают ваши шансы стать любимым мной. Когда вы вот так закрываетесь от меня, отгораживаетесь — вы делаете мне больно. Я одна в этом мире, вы — один из немногих людей, кого я знаю. Но так будет не всегда. Я прошу вашей помощи не для того, чтобы сесть вам на шею. У меня нет другого выбора. Я могу исчезнуть, либо вернуться туда, откуда пришла, и на моём месте вы получите демона — это хорошо? Вы этого хотите? Нет? Тогда помогите. Вот и всё, что я прошу у вас. Помощи. Забудьте вы, наконец, о Майри. Я Майя, я другая и прошу вашей помощи. А вы то ведёте себя как благородный мужчина, то ощетиниваетесь, как испуганный ёж. Хватит уже. Вы или верите мне, или нет. Или помогаете, или нет. У меня, может, остался всего один день в этом мире. Представьте себе, что вам осталось жить всего день. Что бы вы делали? В расшаркивания, в словесные игры играли, или пытались найти помощь хоть в ком-то, даже в то и дело выпускающем колючки еже?
У моей страстной речи нашёлся ещё один слушатель. Софи, оказывается, уже была здесь, а я и не заметила её появления.
— Ну-ну, не стоит так волноваться, — сказала она и настойчиво отвела меня к месту, где всё ещё стояла тарелка, наполненная едой. — Вам нужны силы, Майя. Стоит поесть.
Я сидела, смотрела на тарелку, прикрыв ладонью лоб, и вздыхала. Глаза жгло, но я старалась сдержаться. Ладно, чего это я? Не поможет он — и я сама себе помогу. Уж как-нибудь найду способ. Не знаю. Если уж та пентаграмма намертво вплавилась в мою память, и Майри с её помощью может вернуться, то, как вариант, на время я могу выключить свою голову — можно, к примеру, наклюкаться до невменяемого состояния. Настойка огневика — я ещё помнила, как у меня кружилась голова. Здравые мысли из неё будто выдуло ветром, и с памятью тоже возникли проблемы.
Так что ничего страшного, я и сама справлюсь, не сдамся, смогу. Нет, назад я ни за что не вернусь.
— Я помогу вам, — сказал Дэбрэ, о котором за всеми этими мыслями я успела совсем позабыть. — Но мне не хотелось бы давать обещания, которые, возможно, не получится выполнить. И я не хочу вдаваться в подробности того, что планирую сделать, чтобы вам помочь. И я не хочу видеть от вас благодарность или аванс на неё, так как ещё ничего не сделал и той самой благодарности не заслужил.
— Достаточно и вашего намерения что-то сделать, — ответила я, не поднимая головы. — Спасибо, вы ко мне так добры.
Всё понятно, значит, он и правда решил, что я предлагаю ему натуральную оплату за помощь. А теперь, внимание вопрос: и у кого это в голове грязные мысли — у меня или у него?
Недопонимание между нами случилось потому, что я расслабилась и забыла о культурных различиях и разнице воспитания. Они все тут немного ханжи. Забывать об этом нельзя и винить Дэбрэ за его предубеждения глупо. Но всё равно, от одного того, что он подумал так про меня, на душе стало тошно.
Злилась на него. И неважно, что виновата сама. А всё оттого, что мне хотелось видеть в нём идеал — благородного человека, понимающего меня с полуслова. Вот такая я наивная… девушка.
Та-ак, хватит уже. Прямо сейчас надо взять себя в руки.
— Вы можете подсказать, что мне делать сейчас? — Я посмотрела сначала на Софи, потом на Дэбрэ. Затем коснулась центра своего лба. — Эта пентаграмма, она как выжжена здесь. Сестра Катарина…
Прежде я не хотела ничего говорить о Катарине, но что важней: её комфорт или сама моя жизнь здесь?
— Она сказала, что до моего заключения в тюрьму, я просила её не навещать себя в том случае, если спасусь, три, а лучше — семь дней. Майри сказала ей, что их более ранняя встреча может быть небезопасной. Я понятия не имею, что могут означать эти слова, но в моих обстоятельствах не могу не опасаться того, что случится на третий день после спасения. И если посчитать, то как раз сейчас начинается третий день, как я очнулась в тюремной камере, не помня себя. Ночь в тюрьме, прошлая ночь и вот, — я кивнула на темноту за окном, — уже начинается эта. И, если честно, то уже сейчас я боюсь засыпать. Да и вообще, боюсь, что со мной вот-вот что-то случится.
Софи подошла ко мне, взяла за руку, и меня словно наполнила прохладная вода, успокаивающая и освежающая горящие мысли. Она не побоялась использовать свои способности при Дэбрэ. Значит, тот знал, что она ведьма. Неплохо. Если он до сих пор не запер Софи в монастыре, значит, и меня, возможно, тоже оставит на воле.
— Всё будет хорошо, — сказала Софи. — Существуют знаки, защищающие от демонов.
— Вот такой? — Я показала тот, который подсмотрела, когда все испугались пентаграммы на полу камеры: сложила пальцы одной руки вместе и принялась ими от себя что-то невидимое отбрасывать.
— Нет, это всего лишь предрассудок. Такой знак не может помочь, кроме как слегка успокоить. Я говорю о вещи, которая и правда вас защитит. Это Око Бога.
Она вытащила из кармана то, что поначалу показалось мне золотой монетой на цепочке, и положила амулет на стол. Вместо цифр и гербов я увидела выбитую на диске пентаграмму. И на обратной стороне — её точную копию. Своей строгостью и лаконичностью она напомнила мне ту, на обложке молитвенника.
— И всё? Мне носить это? Вот так просто?
Если существовало такое простое решение, то зачем было устраивать это всё? Я и обрадовалась, и немного разозлилась.
— Вы всё поймёте, если сами наденете амулет Бога-Отца, — сказал Дэбрэ. — Существуют люди, их единицы, кто носит их постоянно. Их называют подвижниками, потому что вся их жизнь — подвиг. Они живут в святости: посте, воздержании, постоянной молитве. Для обычного человека — огромный труд и испытание носить Око Бога даже несколько минут. Бог-Отец опаляет, как костёр, к которому ты неосторожно приблизился. Человека с дурным характером, злого, может даже убить.
Я ещё раз посмотрела на амулет — а выглядел он почти что безделушкой.
— Вы решитесь его надеть?
Почему он спрашивает, да ещё и таким тоном, будто, согласившись, я совершу страшную ошибку?
— Если вы обманули нас, если у вас дурные намерения, Бог-Отец накажет вас, и мы ничем не сможем вам помочь.
