этот саквояж?
Немного отдышавшись и успокоив бухающее сердце, я тоже огляделся и сказал:
— Ищем саквояж. Они не должны его далеко спрятать.
Пока Белый с Тором разбежавшись по комнатам, заглядывали во все углы, я лихорадочно соображал, куда можно спрятать сумку. Эти ребята особой фантазией не отличались и скорее всего, спрятали, сумку с деньгами под полом.
Осмотрев, пол в этой комнате и ничего не отыскав, перешел в другую, там тоже ничего подозрительного не было. В последней комнате моё внимание привлек комод, который стоял, на мой взгляд, в неудобном месте. Я крикнул парням, и мы общими усилиями сдвинули довольно тяжелый комод в сторону.
Половица под комодом была выщерблена сбоку. Ее явно поднимали с помощью ножа. Достав свой ножик, я поддел им половицу и приподнял. Там в неглубокой нише находился искомый саквояж и рядом лежал какой-то сверток. Вытащил тяжеленный саквояж, вскрыл с помощью ножа. В саквояже лежали запечатанные в бумагу кругляки. Вскрыв одну упаковку, обнаружил золотую монету.
— Так парни пересыпайте монеты по сумкам. — Скомандовал я. Достал завернутый в тряпку пакет, развернул. Деньги. На вскидку тысяч семь не меньше.
Парни быстренько раскидали монеты по трем сумкам и, ощупав со всех сторон пустой саквояж, положили его под половицу. Задвинули комод на место и вышли в комнату, где кряхтел и возился пришедший в сознание мужик.
— А с этим, что будем делать? — Сиплым голосом спросил Тор.
— Сыч… Тоесть Иван сказал, мужиков не трогать, только жирному можно кишки выпустить. Этого не замай. — Прохрипел я. И мы резво выскочили во двор. Надо сказать, что эту, якобы, обмолвку мы с Тором запланировали заранее, с целью направить мысли огорченного пропажей, Голубцова в нужное русло. Не уверен, что сработает, но попробовать стоит. Завтра или чуть позже узнаем, сработала эта «уловка 22» или нет.
Белый, как самый шустрый, выглянул за калитку и махнул нам рукой. Выйдя из ворот, мы разошлись в разные стороны, чтобы не привлекать внимания. К нашему временному дому подходили по одному и с разных сторон. Тоха, к моему удивлению и смеху Белого, обзавелся шикарным бланшем под правым глазом, а Греку видимо досталось хорошо по носу. Он то и дело им шмыгал и пытался вытереть не существующие сопли.
— Вы, что бандерлоги, по настоящему дрались что ли? — Изумленно спросил я.
Грек виновато потупился, а возмущенный Тоха поведал историю этой эпической битвы.
— Мы сначала махались понарошку, а потом этот гад локтем мне в глаз заехал. У меня из глазу аж искры посыпались. Ну, я и разозлился и дал ему по носу.
— Я же тебе говорил, что нечаянно получилось. — Пробормотал с ухмылкой Грек. Видимо, до него стала доходить комичность ситуации, чему очень способствовал откровенный ржач Белого.
— Ага нечаянно…. — Не мог успокоится Тоха.
— «Подеритесь еще! Горячие финские парни». — Процетировал я классику, успокаиваяТоху. Потом добавил:
— Впрочем, молодцы, во время остановились и вообще все молодцы! Действовали хорошо, не зря тренировались. Всем премия по сто рублей, но отдам в Сосновке.
— А че это в Сосновке? Я может здесь кой чего купить хочу? — Заявил, просмеявшись, Белый.
— И чего ты купить хочешь? — Спросил я.
— Часы хочу. Вон ты Немтырь себе купил, а мы что хуже.
А ведь точно часов у парней нет, а они нужны, иначе как согласовывать действия.
— Молодец Белый, правильно заметил. Завтра все идете выбирать себе часы. У кого еще, какие предложения будут? Говорите, обсудим и если действительно нужно для дела, то приобретем.
— Одёжку нам надо специальную для таких случаев. — Вдруг сказал Грек, пытаясь отряхнуть пыль со своего пиджачка или, как там его аборигены называют.
— А что? Дельное предложение. Ну как, все с Греком согласны? — Спросил я парней. Хотя мог и не спрашивать. Поддержали единогласно.
— Обязательно сошьём, но это попозже в Сосновке. Машке Лучкиной закажем, а здесь ткани темной купим, чтобы ночью незаметнее быть. И Тоха, и ты Грек одёжку, что на вас сейчас снимите и спрячьте, оденьте ту, что сегодня купили.
— А я? — Спросил Белый.
Я посмотрел на Белого, он вроде не засветился сегодня, но тоже пусть одежонку сменит, хуже не будет.
— Ты тоже переоденься, и парик сними.
— А вам с Тором переодеваться разве не надо? — Спросил Тоха.
— А зачем? Отклеим усы и бороды; кто нас потом узнает. Так ведь Тор?
Митька, подтверждая, кивнул. Все-таки Митька хорош, немногословный и надежный как молоток. Одним словом — Тор. С ним мы пошли прятать в сарае сегодняшнюю добычу. Золото прикопали, а бумажные деньги я положил в рюкзак.
Я отлепил усы, бороду снял свой немного подпорченный пиджачок, умываясь, подумал, что моя «уловка 22» сработает как мышеловка, если предупредить Сыча о грядущих предъявах и о возможном нападении. Достал из шкафчика листок бумажки, которая теперь у меня не переводилась, и быстро набросал для Сыча записку, нисколько не заботясь о местной орфографии, которую пока не изучил: «Сыч, мужик, который у тебя был вчера и возможно Годный нападут на тебя сегодня или завтра ночью». Подписываться не стал. По большому счету мне все равно кто из них кого прибъёт, а возможно они и договорятся, чего бы не очень хотелось. Посмотрел на парней, соображая кого из них послать с запиской, но в конце концов решил сделать это сам.
Пришлось снова одеваться, подумав, прихватил полный набор оружия скрытого ношения: ножи, нунчаки и револьвер. Еще раз подумав, решил одному туда не соваться.
— Белый собирайся, поедем с тобой на «Гору» и прихвати револьвер.
Белый с готовностью кивнул и минут через пятнадцать мы уже катили на извозчике в район, где обитал Сыч. Не доезжая метров пятьсот до нужного дома, я заставил Белого спрыгнуть и отстать, но из виду меня не терять. Подъехав поближе, я осмотрелся, выискивая какого либо мальца, чтобы использовать его в качестве почтальона. Завидев в метрах двухстах несколько пацанов, лет восьми, играющих в какую-то немудреную игру, остановил экипаж, сказал извозчику, чтобы ждал, сам подошел к ребятне:
— Парни дядьку Сыча знаете?
Пацаны переглянулись, затем один по виду постарше остальных протянул:
— Ну, знаем и чё?
— Рубль заработать хотите?
— Ну, хотим и чё? — Ответил все тот же пацан.
— Нужно отнести дядьке Сычу записку. Вот эту. — Я показал бумажку. — Полтинник даю прямо сейчас, второй когда записку передадите.
— Давай. — Протянул грязную ладошку немногословный малый.
Я отдал бумажку и пятьдесят копеек гривенниками. Пацаны всей гурьбой понеслись передавать записку. Оглядевшись, я зашел за ближайшие кусты и стал наблюдать. Через некоторое время ватажка малолеток снова появилась на улице,
