Книга Дама чужого сердца - Наталия Орбенина

Юлия с досадой швырнула перо, разорвала лист бумаги и бросила его на пол. Десятый, двадцатый по счету? В голове сияла чистота, слабость во всем теле и легкая дурнота не давали покоя. Стало быть, нынче опять ничего не выйдет, не напишется ни строчки. Она встала из-за стола и, потирая поясницу, прошлась по комнате. Надо еще раз восстановить в памяти весь вчерашний разговор с Эмилем, когда они пытались нащупать нить нового сюжета. Да, да… вот именно… так… это сюда… а здесь так… нет, не идет! Вчера казалось все таким ясным, гладким, красивым, а нынче словно туман, пелена, слово цепляет за слово, мысли спутываются, как волосы-пакля на голове старой куклы. Ах, да что же это за напасть такая? Неужели и впрямь таланту конец! Неужели правы те газетные злопыхатели, которые трубят на каждом углу, Иноземцева, мол, исписалась, выдохлась. Нынче Иноземцева уж не та! Но ведь подобное уже было, было и прошло! Но тогда Савва подставил плечо, а теперь он только будет рад, что она оставит писательский труд.

Ах, Савва, Савва! Милый мой, дорогой друг! Что же такое началось между нами? Куда улетели простота и легкость, нежная трепетность, понимание? Дыхание как одно целое, чувство абсолютного единения? Почему, чем дальше по непростой дороге семейной жизни, тем тяжелее воз? Откуда это отчуждение, непонимание, раздражение, а порой и ненависть?

Юлия ходила по комнате, теребя себя то за волосы, то за рукава, садилась, вскакивала.

Юлия, Юлия! Не обманывай себя! Не было гармонии, не было единения душ! Вспомни о вашем скоропалительном браке! Ты просто на время закрыла глаза, заткнула уши, и чужой, незнакомый, далекий человек вдруг стал твоим мужем, отцом твоих детей. Разве ты действительно любишь его? Разве он действительно часть тебя? О, нет! Нет, не надо сейчас этих ужасных сомнений, будь разумна, Юлия, останови скакуна нехороших мыслей. Что проку от того, что ты скажешь себе, что ошиблась? Разве ты можешь все бросить и уйти в свое творчество? Нет, уже нет, обратной дороги нет!

Разве? Разве нельзя погрузиться в мир иллюзий, в мир созданных тобой же героев? Жить придуманной жизнью, и никакой грубой реальности! Но ведь твои дети – тоже твое творение! Твое и Саввы, не забывай.

Застучало сердце, надо успокоиться, выпить капель, прилечь. Нельзя каждый день бороться с собой. Надо просто принять жизнь такой, какая она есть. Не гневи Бога. Все замечательно. В каждой семье бывают сложности. Все супруги, даже очень любящие, проходят через отчуждение и охлаждение. Надо перетерпеть, пережить.

Вот родится ребенок… Ох, какой ужас!

Как было бы спокойно жить одной в своем мире! Неужто Эмиль прав и я не создана для обычной жизни? И где он, этот Эмиль, почему его еще нет? Ничего в голову не идет!

– Где он? Где Эмиль Эмильевич! – Юлия Соломоновна в величайшем раздражении распахнула дверь, услышав шаги. На пороге стоял муж.

Усилием воли она подавила разочарование, но он успел заметить ее недовольство. И смолчал.

– Увы тебе, жена, это не твой литературный раб. Это другой твой раб, – Савва нежно прикоснулся к ее лбу, в той части, где начиналась кромка волос.

– Как мы сегодня? – он приподнял ее за подбородок и заглянул в глаза. – Какие печальные глазки! Что нас сегодня так расстроило? Опять сюжетов нет?

Савва старался говорить шутливо и мягко, как с больной.

– Нету, – Юлия поникла головой и не стала продолжать разговор. Обычно такие беседы заканчивались скандалом.

– Я теперь в контору. К обеду не жди, дел много, не управлюсь. А завтра намерен ехать в Сестрорецк, Левашов прислал депешу, требуется мое неотложное присутствие.

Видя, что жена встрепенулась при упоминании Сестрорецка, продолжил:

– Я говорил с доктором. Тебе ехать не следует, растрясет в пути. Так что двинусь один. Ну-ну, – Крупенин обнял жену, – не расстраивайся. Я мигом. Туда и обратно! Что передать твоей подруге, купчихе Кутайсовой?

– Кутайсовой! – вскричала Юлия, и глаза ее загорелись. – Батюшки, Кутайсова! Да как же я! Не видеть, что перед носом! Вот ведь сюжет! Чудно! И разговоры Младены! Общение с неприкаянной душой!

Хандра и апатия мигом улетучились. Юлия захлопала в ладоши и заскакала по комнате.

– Какой ты молодец! Не хуже Эмиля помогаешь мне!

Однако Крупенин, судя по его вытянувшейся физиономии, вовсе не ощущал такого же восторга, который испытала Юлия. Превратить в сюжет очередного романа их общий мир, полный непередаваемой прелести и интимности. Их дом, где они испытали восторги любви. Выставить на потребу публике все, что сохраняется глубоко и прячется от постороннего взгляда, чтобы не сглазить, не опоганить, не посыпать пылью и мусором праздного любопытства и пошлости! Нет никакой Кутайсовой, но есть домашняя легенда, атмосфера дома, живое присутствие матери, которая далеко.

– Я бы не хотел этого, – тихо произнес Крупенин.

– Чего не хотел? – не поняла Юлия. – Ехать в Сестрорецк?

– Нет, чтобы там оказались толпы праздных и любопытных. Чтобы наша жизнь и наш дом стали для тебя очередной побасенкой, которой ты будешь развлекать публику.

– Опомнись, что ты говоришь? – изумилась жена.

– Я имею право не желать этого сюжета, – твердо продолжал Крупенин. – Ведь это и моя жизнь!

– Ты сошел с ума! Это глупости! Ты не можешь противиться…

– Могу, – резко оборвал Савва. – Могу.

– Погоди, погоди, Савва, – она села в кресло и замотала головой. – Погоди, ты неправильно понял, все будет прекрасно, деликатно, изысканно. Там не будет ни тебя, ни меня, ни Младены. Боже упаси! Там не будет нашей жизни. Там будет иная жизнь…

– Нет, я сказал – нет, и закончим этот спор.

– Но я не понимаю… Это не предмет для обсуждения и спора… Это мой выбор… мое творчество… При чем тут ты? Поверь мне, доверься моему таланту… Это будет чудесная книга, я уже вижу, я чувствую ее. Нет, нет, тебе не стоит так драматизировать.

– Юлия! – Крупенин наклонился над женой и с силой ухватил за плечи. – Юлия! Очнись! Я продолжаю жить в реальном мире. А в твой выдуманный мир – ни шагу! Ты не затащишь нас туда, слышишь? Можешь сочинять о ком угодно и что угодно, но в нашу жизнь вторгаться не смей!

– Ты самодур! Ограниченный, недалекий человек! Как тебе понять, что сейчас ты лишаешь меня такой возможности для проявления моего таланта! – она толкнула его в грудь руками что есть силы.

Юлия откинулась на спинку кресла и тяжело задышала. Вот, вот подтверждения всех сомнений, не стоило далеко ходить!

– Я поняла, я ясно теперь поняла, что вы, Савва Нилович, совершенно далекий от меня человек. Вы не любите меня! Вы не цените меня как самостоятельную личность, иную, непохожую на других женщин. Вам хочется меня видеть такой, как все жены и матери, и вы отказываете мне в том, чтобы оставаться самой собой. Вы лишаете меня возможности творчества ради ваших домостроевских воззрений. Вы душите меня мягкой, но сильной лапой, как могучий зверь. Придавил и придушил, не насмерть, но почти. Дышать можно, но через раз! Прав был Эмиль, сто раз прав! Вы погубите меня!