отрочестве, когда я прочёл миф о Пигмалионе – о скульпторе, мечтавшем оживить созданную им статую. В мифе эта мечта сбылась с помощью богини Афродиты. Холодная статуя из слоновой кости превратилась в прекрасную девушку по имени Галатея. В связи с этим я предлагаю назвать разумную и всезнающую машину будущего Галатеей.
– А Олег будет у нас, ха-ха, чё уж там, самим Пигмалионом! – засмеялась Рита.
– А кем буду я? – спросил Розанов.
– А ты, папочка, – давясь от смеха, сбивчиво выговорила Рита, – так и быть, будешь Афродитой, без которой у нас всё равно ничего не получится!
– Конечно, с полом ты слегка перепутала, – фыркнул папа. – Но я не в обиде. Для меня важно, что ты, наконец, признала меня лицом, облечённым высшими полномочиями. А теперь позвольте мне сразу приступить к исполнению этих полномочий. Предлагаю вам обоим войти в качестве рядовых программистов в штат моей скромной фирмы. Скажу откровенно: это не филантропия. Я уверен, что многие программные разработки, которые непременно возникнут при создании Галатеи, будут иметь ощутимую коммерческую ценность.
Всё у Олега и Риты складывалось неплохо. В феврале 2014-го года у них должен был родиться ребёнок, и тут судьба нанесла им свой слепой и жестокий удар. Рита умерла при родах, дочь осталась живой.
Смерть Риты перевернула мир Олега. Впервые в жизни он столкнулся с трагедией столь исполинского масштаба. Несколько суток его сознание отказывалось принять факт исчезновение Риты. Днём он машинально исполнял формальности, связанные со смертью человека, – получал документы, организовывал похороны и прочие сопутствующие ритуалы, а ночью погружался в мир сновидений, где рядом с ним была живая Рита, любящая, весёлая и энергичная. Во сне он шутил с нею, строил планы и даже спорил. Иногда в этих снах он говорил Рите, смеясь, что некоторые люди считают её умершей, и бодро восклицал: «Но вот же ты! я вижу тебя!», и она тоже смеялась, приговаривая: «Олег, никого не слушай и верь только глазам своим». Но когда он пытался обнять Риту, руки странным образом проходили сквозь её тело. Он в ужасе просыпался и понимал, что его жены, возлюбленной и подруги больше нет. Время шло, и образ Риты в его снах изменялся: она всё меньше смеялась и всё чаще укоряла его, что не уделяет должного внимания дочери и работу свою забросил. И наконец пришли пустые сны. Рита по-прежнему присутствовала в них, но её образ подёрнулся поволокой, стало ясно, что даже подсознание признало её гибель.
Олег впал в глубокую депрессию. Дни напролёт он лежал и молчал, уставившись в потолок. Доходило до того, что Михаил Борисович кормил его с ложечки. Такое состояние продолжалось около недели. Лишь на пятидесятый день после гибели Риты Олег вышел из коматозного состояния. «Покажите мне Светлану», – еле слышно произнёс он. Розанов поднёс к нему девочку и запричитал каким-то не своим, почти бабьим голосом: «Да ты взгляни на свою дочь. Видишь, она унаследовала красоту матери. Наша Риточка живёт в ней. Ты должен помочь Светочке вырасти и стать красавицей. Вставай, милый мальчик, жизнь продолжается, мы со Светланой ждём твоего возвращения к нам, – Розанов пытался казаться бодрым, но слёзы душили его. Вернув своему голосу обычное звучание, он добавил: – Ты должен превратить это крошечное существо в настоящую женщину, такую, какой была моя дочь. А может быть, и лучше её».
Олег с трудом встал, побрился и, давясь, выпил чашку куриного бульона. К нему возвращалась жизнь, но он был уже не тем. Былая вера в себя, в свою интуицию, в свои способности, в благосклонность к нему самой судьбы – всё это покинуло Олега. Казалось, уже ничто не сможет вернуть его к активной жизни, но однажды в одно апрельское утро, когда он лежал в постели, с тоской думая, как прожить очередной тусклый день, в его голове нежный Ритин голос громко и отчётливо произнёс всего одно слово: «Галатея», и это слово взорвало сознание Олега. Он вскочил с постели, бодрый и смелый. Теперь он знал, что делать. Детская мечта вдохнуть жизнь в скопление металла и керамики слилась в его сознании с желанием сделать то, что порадовало бы Риту, ведь ей, как и ему, была нужна Галатея.
Как рациональный человек Олег понимал, что задача, которую он поставил перед собой, – чистейшая авантюра. Слова песни «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», всегда вызывали у него кривую усмешку. И всё-таки в этот апрельский день, когда яркое весеннее солнце бешено плавило и испаряло остатки грязного петербургского снега, Олег почему-то поверил в реальность проекта «Галатея». Что делать? Вера, как правило, абсурдна.
31
Проводив вертолёт, уносивший Арину с мужем и с новорождёнными клонами, оставшиеся пещерники вернулись в кают-компанию, наполнили бокалы шампанским и поздравили друг друга с успехом.
– Странное дело, – мрачно пробурчал Илья, – мы неплохо справились с поручением Никифорова, а радости-то нет. Наоборот, ещё немного и я завою от тоски.
– Стыдно признаться, но и я испытываю сходное чувство, – вздохнул Поползнев. – Не могу смотреть на выключенные клонотроны.
– И меня раздражает звенящая тишина Центрального зала, – поддакнул Илья.
– Отсюда следует, молодой человек, что нам нужна свежая идея.
– Жаль, что по заказу идеи не рождаются, – съязвил Илья.
– Не вполне согласен. Проходит время, и когда-то заказанная идея появляется. Ей, как говорится, нужно вызреть.
– Интересно, что происходит в голове в ходе созревания идеи?
– Дорогой Илья, спросил бы что-нибудь попроще. А пока идея зреет, займёмся монтажом четвёртого клонотрона.
Больше года Илья с Поползневым потратили на монтаж ещё дюжины клонотронов. В перерывах на чай нередко обсуждали вопрос, кого теперь клонировать. Сначала они склонялись к продолжению советской программы, то есть к воспроизведению женщин и мужчин, добившихся выдающихся успехов в науке и технике. Особенно их привлекали талантливые люди, создавшие новые направления в информационных технологиях. С яйцеклетками проблем не было: за хорошие деньги их охотно поставляли женщины Норильска.
И вот, когда пещерники уже были готовы приступить к сбору клеточного материала от талантливых людей, в одно холодное январское утро Поползнев проснулся с убеждением, что им надо пойти новым, никем не проторённым путём. Полгода назад Фёдору Яковлевичу уже стукнуло шестьдесят четыре, и даже не глядя в зеркало, он видел, как далеко зашёл процесс увядания его плоти, но дух учёного – мятежный и неукротимый – не желал угасать и по-прежнему жаждал радости открытий. Поползнев внушил себе очередную сверхблагую мысль, что его предназначение – многократно ускорить научно-технический прогресс человечества и терпеливо ждал рождения в своей голове
