— Я не намерена позволять ему лизать меня где бы то ни было, — возразила она, но страшно покраснела, когда до нее дошло, что она сказала.
Гарри почувствовал, что ему уже не так холодно.
— Я не намерена позволять ему ухаживать за мной, — произнесла она так громко, что было слышно каждое слово. — Но это не повод для того, чтобы вести себя невежливо в моем доме.
— Я понял. Извините. Вы удовлетворены?
Его извинение повергло ее в шок, но его триумф был недолгим. Через пять секунд она сказала:
— Думаю, вы извинились только для того, чтобы от меня отвязаться.
— Боже милостивый, — вырвалось у него. Он не мог поверить, что она ведет себя так, будто он сделал что-то дурное. Он всего лишь выполнял чертовы указания чертова военного министерства. И даже если она не знала, что он выполняет приказ, это она провела полдня, любезничая с человеком, который оскорбил ее самым непристойным образом.
Впрочем, она этого не знала.
Все же любой человек, обладающий хотя бы каплей разума, мог понять, что князь Алексей скользкая гадина.
— Почему вы так расстроены? — спросила она.
Хорошо, что их разделяет расстояние и они не стоят лицом к лицу, а то бы он сделал… что-нибудь.
— Почему я расстроен? Почему я так расстроен? Да потому, что я…
Однако он понял, что не сможет рассказать ей, что был вынужден рано покинуть оперу. Или о том, что князь поехал в бордель. Или что он…
Пожалуй, эту часть он может ей рассказать.
— Я до нитки промок, и весь дрожу от холода, и разговариваю с вами в то время, когда я мог бы лежать в горячей ванне.
Эту фразу он почти пролаял, что было не слишком разумно, если учесть, что его мог услышать кто угодно. Она наконец умолкла, а потом тихо сказала:
— Очень хорошо.
Очень хорошо? И это все? Она решила, что он этого заслуживает?
А он, как идиот, остался стоять. Она дала ему идеальную возможность попрощаться, закрыть окно и отправиться наверх в ванную, а он стоял.
И смотрел на нее.
Наблюдал, как она обхватила себя руками, как она сжимает губы, хотя не мог четко их видеть в тусклом свете фонаря.
— Где вы были?
Он не мог оторвать от нее глаз.
— Я имею в виду — сегодня? — пояснила она. — Куда вы ходили, что так промокли?
Опустив глаза, он взглянул на себя, будто только сейчас вспомнил, что он промок. Как это было возможно?
— Я был в опере.
— Вот как? — Она еще крепче себя обняла, и ему показалось, что она подошла к окну немного ближе. — Я тоже должна была поехать. Я хотела.
Он тоже приблизился к окну на шаг.
— Почему же не поехали?
— Если хотите знать, — немного поколебавшись, ответила она, — я знала, что князь будет там, а я не желала его видеть.
А вот это интересно. Он подошел к окну еще ближе.
Но тут раздался стук в дверь.
— Не двигайтесь, — приказал он ей. Закрыв свое окно, он подошел к двери и открыл ее.
— Ваша ванна готова, сэр, — провозгласил дворецкий.
— Спасибо. Не могли бы вы сказать слугам, чтобы они не дали воде остыть? Я приду через несколько минут.
— Я скажу вашему камердинеру. Вам, наверное, требуется одеяло, сэр?
Гарри посмотрел на свои руки. Странно, но он их почти не чувствовал.
— Да. Это было бы чудесно. Спасибо.
— Я сейчас же его принесу.
Пока дворецкий пошел за одеялом, Гарри бросился к окну и рывком поднял раму. Оливия сидела на краю подоконника спиной к нему, закутавшись в пушистое голубое одеяло.
— Еще одну минуту, — крикнул он. — Не уходите.
Оливия обернулась на звук его голоса, но увидела, что окно снова закрылось. Она немного подождала, пока не услышала скрип открываемого окна.
— О! Вы тоже достали одеяло, — сказала она, словно это было чем-то важным.
— Да, я замерз, — ответил он. Наступило молчание, а потом он спросил:
— Почему вы не захотели видеть князя?
Оливия лишь покачала головой. Не потому, что это было неправдой, а потому, что она вдруг поняла, что не может говорить с ним об этом. Это было странно — ведь первое, о чем она подумала, когда он уходил, было рассказать ему о странном поведении князя Алексея. Но теперь, окно в окно, под взглядом его темных бездонных глаз, она не знала, что сказать.
Или как сказать.
— Не важно, — наконец решила она.
Когда он заговорил, тембр его голоса был низким и довольно резким.
— Если он позволил себе нечто неподобающее, для меня это очень важно.
— Он… он… сказал, что хочет поцеловать меня. Ничего особенного.
До этого момента она избегала смотреть на Гарри, но теперь решилась. Он стоял неподвижно.
— Это не в первый раз, что джентльмен говорит мне такое, — добавила она.
Она решила не говорить ему о том, что князь сказал про Владимира. Честно говоря, даже мысль об этом вызывала у нее нервную дрожь.
— Гарри?
— Я не хочу, чтобы вы снова с ним виделись.
Ее первой мыслью было сказать, что у него нет права ей что-либо запрещать. Слова возмущения уже были готовы сорваться с ее губ, но тут она вспомнила кое-что, о чем он ей сказал. Он тогда будто поддразнивал ее. А может, и нет. Может, ей только показалось, что он шутил, когда он упрекнул ее в том, что она часто говорит, не подумав.
На сей раз она решила подумать.
Ей тоже не хотелось снова видеть князя. Какой смысл возмущаться, если их с Гарри мнения по этому вопросу совпадают?
— Не знаю, будет ли у меня выбор. — Это было правдой. Что она могла сделать для того, чтобы избежать встреч с князем, кроме как забаррикадироваться в своей комнате?
— Оливия, он нехороший человек.
— Откуда вы знаете?
— Я просто… — Он провел рукой по волосам и тяжело вздохнул. — Я не могу вам этого сказать. Я и сам не понимаю, почему я так думаю. Какое-то мужское чутье, что ли.
Она смотрела на него, пытаясь понять его слова.
Он потер лоб обеими руками, на секунду закрыв глаза.
— Разве вам не известно о других женщинах нечто, чего мужчины в своем тупоумии не могут разгадать?
Она кивнула. Он прав.
— Просто держитесь от него подальше. Пообещайте.
— Такого я пообещать не могу, — сказала она, хотя и сама этого хотела.
— Оливия…
— Я попытаюсь, но это все, что я могу сделать.
