означало на деле, что граф Бур выпрашивал у немцев для своих бывших солдат и офицеров право находиться в лагерях для военнопленных, а солдат и офицеров Армии Людовой обрекал на верную смерть…
Поэтому полностью погиб Варшавский штаб Армии Людовой, сотни ее лучших деятелей, тысячи отважных солдат и офицеров. Граф Коморовский вместе со своим штабом спас свою жизнь ценой немецкого плена…
У него были все основания надеяться, что немцы лично к нему отнесутся неплохо: он давно приятельствовал с обергруппенфюрером Фогелейном, бывшим профессиональным жокеем, с которым они многократно встречались на международных дерби. Сейчас Фогелейн, женившись на сестре Евы Браун, стал родственником Гитлера, который даже называл его «мой милый шурин». При таких знакомствах о своем будущем не стоило беспокоиться. И не надо забывать о родственнике — эсэсовском генерале.
Как писал потом, оправдывая действия руководства АК, в своем донесении представитель его главного командования подполковник З. Добровольский:
«Продолжение борьбы означает только бесцельно обрекать на смерть сотни тысяч мирных жителей, прежде всего женщин и детей (Какой благородный пафос! Сообразили через два месяца!)»
«Так как большевики являются такими же врагами Польши, как и врагами Германии, Армия Крайова не опозорит себя, если сложит оружие, исчерпав все возможности для спасения».
* * *
Перед самой капитуляцией (29.9.44 г.) руководство АК провело своего рода пресс-конференцию. Благодаря деятельности капитана Колоса удалось даже получить напечатанный на машинке отчет о ее содержании Текст документа разведчику удалось добыть в одном из отделов штаба АК. В отчете говорилось:
«После неоднократных попыток вступить в переговоры с АК (18 августа и в начале сентября, двукратное предложение Жолибожу и Мокотуву), 28 сентября немцы опять выступили с инициативой ведения переговоров. Их темой являются вопросы, касающиеся судьбы гражданского населения.
Немцы подчеркивают, что продолжение борьбы наносит гражданскому населению величайший ущерб и приносит с собой тяжелые последствия нехватки продовольствия… (какие гуманные, как они волнуются о судьбе мирного населения!).
Во время переговоров немцы предложили специальной гражданско-военной польской комиссии проверить условия, в которых содержится население, эвакуированное уже из Варшавы, и пленные солдаты АК из Мокотува (питание, квартирные условия, медпомощь)».
Был и еще один документ, привезенный советскими разведчиками. Его составитель, офицер АК, особо просил держать его в тайне — видимо, опасаясь мести лондонцев. Документ был адресован генерал-полковнику Роля-Жимерскому:
«Передаю генералу, как главнокомандующему Армии Польской, армейский привет, предоставляя себя и группу офицеров АК в его распоряжение. Офицеры эти представляют собой начало будущих Варшавских дивизий.
Продолжаю дальше вербовать, ввиду благоприятного развития вербовки, прошу о конспирации, прошу не опубликовывать эту телеграмму. Доктор Ян Огоньчик-Миривинский — подполковник АК».
Совершенно бесспорно, что вопрос о капитуляции был решен руководством АК уже 27–27 сентября, и поэтому телеграмма Бура и запрос по ней Миколайчика о советских мерах по спасению повстанцев был, безусловно, политическим трюком. Все данные говорят о том, что руководство АК уже вошло в полный контакт с немцами и, оттягивая время, лишь выторговывало себе некоторые льготы.
Советское командование очень быстро разобралось в этой довольно неуклюжей польской попытке…
Кроме того, поляки очень боялись мести украинцев не только за то, что они творили с 1921 по 1939 год на Западной Украине, но и за то, что в начале восстания польские националисты вырезали буквально все украинское население Варшавы — женщин, стариков и детей. Поляки прекрасно понимали, что от украинцев им пощады не будет.
Полковник Вахновский писал далее:
«Я настоял, чтобы полковник Коссман (представитель немецкой стороны) отдал распоряжение о выделении батальона вермахта, который отделит капитулирующие отряды АК и район, занятый гражданским населением, от казацких и украинских частей».
* * *
Переговоры с немцами Бур приказал хранить как самую важную военную тайну. Поэтому на объединенном совещании командиров Армии Крайовой и Армии Людовой оборонительного сектора Жолибож даже не возникало разговоров о капитуляции.
Такого исхода никто просто не допускал. Все офицеры — и сторонники Миколайчика, и сторонники Берута — имели единое мнение: нужно переправиться за Вислу. Это было единственным входом, поскольку Жолибож может продержаться еще день-два, не больше. На каждую винтовку оставалось по несколько патронов, раненые были без медицинской помощи и лекарств, а жители просто умирают от голода.
Надо было спасать людей. Приняли план эвакуации, предложенный полковником Станявским из Армии Людовой. Эвакуация начнется в ночь с субботы на воскресенье, а если немцы начнут освещать Вислу ракетами или же переправа затянется до рассвета, решили установить вдоль берега дымовую завесу. Сначала отправят раненых, а затем уже — членов боевых отрядов и часть населения.
В общих чертах этот план был одобрен и принят на совещании. Повстанцы перешли на новый рубеж обороны, только АЛ, потребовавшая для себя доступ к Висле, получила самый отдаленный от реки западный участок.
Намеченный на следующее утро (на 30.9) переход через Вислу не состоялся. В разговоре с командиром АЛ Живицел озабоченно заявил: «Ветер не благоприятствует созданию дымовой завесы, под прикрытием которой мы должны переправиться. Подождем до вечера…»
Немецкий офицер передал еще, что генерал фон Бах-Залевский хотел бы встретиться лично с генералом Буром, тем более что они родственники. И решительно закончил:
— Завтра в десять утра машина будет ждать в условленном месте. И с этого часа вступают в силу выданные вам пропуска…
На другой день легковой автомобиль доставил генерала Бур-Коморовского в загородную виллу в Ожарове, местечке в семнадцати километрах к западу от Варшавы по Познанскому шоссе.
Это было поместье потомков графа Ожаровского, одного из немногих польских генералов, не поверивших в свое время посулам Наполеона о возрождении Польши, и сохранивших верность присяге российскому императору. Там на время восстания разместился эсэсовский генерал со своим штабом.
При выходе из машины его окружили несколько немецких офицеров в парадной отглаженной форме. На их фоне Коморовский в запачканном комбинезоне и потрепанных ботинках выглядел особенно жалко.
Поляка ждала целая толпа немецких фоторепортеров и кинооператоров. Бур растерялся. Он считал, что все произойдет тайно, а тут…
В растерянности Коморовский закрыл лицо беретом. Но
