— И ты их больше не видел? Ни Алёнку, ни её отца?
Парнишка уверенно покачал головой: нет.
Я кивнул:
— Ясно.
Мы повернули к дому, где прошлый раз и остановился Командор.
И первой, кого я увидел, стала молодая женщина.
Она принесла развесить во дворе свежевыстиранное бельё, но вдруг отставила тазик и всплеснула руками.
— Бармалей! — удивила она меня ещё больше, чем мальчишка, когда кинулась обнимать собаку. — Лёшка, это же Бармалей!
Я оторопело смотрел на эту странную сцену. Как, присев на корточки, она тискает Командора, не обращая внимание ни на сына, ни на мужика, что стоит с авоськами рядом с ним.
— Мам, это Рим. Это он его нашёл. Бармалей теперь живёт у него.
— Ой, простите, — поднялась она. — Катя.
— Рим, — протянул я перетянутую жгутом коробку. — Ваш парень сказал вы любите этот торт. Ну и так мы тут взяли всего понемножку, — смущённо показал я на пакеты. — Вы не подумайте плохого. Я от чистого сердца.
— Я и не подумала. Я не вам, я ему доверяю, — потрепала она по голове Командора. — Он же Лёшке жизнь спас.
И почему я даже не удивился?
— И вообще он очень умный пёс, — улыбнулась женщина. — Он плохого человека не привёл бы.
— Так у тебя, брат, не одна, а целых две спасённых жизни на счету? — присел я перед Командором.
Но тот, как водится, не ответил. Только посмотрел на меня с укором, как бы говоря: «Ну что ж ты, Царевич? А я ведь намекал!»
И я бы предпочёл поговорить на улице — пёс грязный, да и я, скитаясь почти месяц по электричкам, выглядел так себе: оброс, пропах железной дорогой. Но Лёшкина мама настояла — пригласила в дом.
Со смехом достала из пакета шампанское. Смутилась.
— Вы не подумайте, я не пьющая, — прикрыла она рукой глаза и повернулась к сыну: — Ты что меня перед людьми-то позоришь, Лёш? — И пояснила мне: — Просто шампанское люблю.
— Я и не подумал, — улыбнулся я.
Столько непосредственности, искренней детской радости было в том, как она разбирала покупки, что я чувствовал себя Дед Морозом. Даже неприлично отросшую запущенную бороду почесал. Хотя и был старше хозяйки дома года на два, не больше.
А потом мне рассказали историю как четыре года назад Командор спас Лёшку.
Вытащил из проруби.
Как пёс нырнул, когда все уже отчаялись.
Лёд осенью на котловане ещё был тонкий, взрослые проваливались. Пока искали доски, пока пытались ползти, мальчишка под грузом намокшей одежды пошёл ко дну. А пёс с разбегу проскользил по льду и нырнул, а потом барахтался в воде, держа мальчишку за шкирку.
— Алёнка-то прибежала, ей тогда было четыре, она полегче. А Лёшке шесть, он под лёд и провалился. Каких уж там рыбок они пошли смотреть на котлован у пластиковой фабрики, в котором и караси давно передохли. Кто их надоумил, не знаю. Их увидели с крайней пятиэтажки. Как двое детей, держась за руки, идут по льду как заворожённые… Вот эти седые волосы видите? — вытащила она из-за уха белую прядь, что несильно и выделялась на фоне её русых волос и шла от виска, но явно некрашеную. — Это тогда. Я не знаю откуда привёз Бармалея Валера, Алёнкин папа, — обернулась она на сына, что принялся чистить картошку, и понизила голос. — Только не осуждайте меня, что я так скажу про бывших соседей. Но они были странные…
на красный сигнал проскочил переход
царевич на гриве у волка
гаи ему машет и сбит пешеход
с толку
Странные?!
Привычный тревожный холодок пополз по спине, но в этот раз предвещая не просто историю, обещая нечто большее. Знамение. Перемены. Прорыв.
Я превратился в слух.
— Бармалей появился у них уже взрослым, не щенком. Думаю, его где-то как спасателя или как собаку-поводыря растили, — уверенно сказала Катя.
Я не стал возражать, что вряд ли пастушья собака размером с телёнка и тяжёлой шерстью жгутами стала бы хорошим помощником незрячему человеку, но ведь друзья и компаньоны нужны не только слепым. И что Командора правильно и умело дрессировали, согласился.
— А странные это как? — так же шёпотом спросил я, покосившись на мирно лежащего в углу Командора.
Катя снова оглянулась на сына и нагнулась к столу, за которым мы сидели на кухне.
— Я не в обсуждение, в рассуждение, как говорила моя бабушка. Странно, что дело было не в их вере. Староверов разных у нас и без того в городке полно. Одни бороды не бреют, другие… — она посмотрела на меня, осеклась и смущённо хихикнула. — Ой, простите.
— Нет, нет, — устыдился я своей бородищи, — я не из них, просто… запустил немного.
— Понимаю, — улыбнулась она. — Не женаты?
— Ну, можно и так сказать. Так что другие?
— Другие в рубахах ходят самотканых босиком по снегу. Чудиков всегда полно.
— Но эти были не такие?
— Эти с виду были нормальные. Ну, что друзей у них не было, так случается, они въехали в эту квартиру, когда Алёнке годика три было. Что держались особняком, так тоже дело привычки — люди разные. Что ни телевизора, ни компьютера — диковато, но и так живут, почему нет, — пожала она плечами, — каждому своё. Платков они не носили, образа по квартире не развешивали, а когда у Валеры обнаружили рак — лечили в больнице. Их, конечно, жалели, сочувствовали, поэтому сильно не лезли, расспросами не донимали. И о том, почему живут они так обособлено, не расспрашивали. Особенно когда Валере часть языка удалили, кость и он почти онемел, — показала Катя на щеку издалека и суеверно дунула на руку. — Нельзя на себе показывать.
Забрав у Лёшки почищенную картошку, она вернулась за стол — резать.
Я тоже взял нож и стал помогать.
— Ничего себе! — восхитилась она, глядя, как целую картофелину на брусочки я режу в руке. Сначала на пласты, а потом прорезаю поперёк, пропуская нож между пальцев. — И что, так можно? А рука?
Я пожал плечами.
— Повторять, конечно, не советую. Но я привык, всегда так делаю, — бросив картошку в воду, я предъявил ей ладонь, как фокусник, показав опасный номер, что с рукой всё в порядке. — Но веры какой-то они всё равно придерживались? — взял я следующую картофелину.
— Может, это и не вера, а какие-то другие мотивы у них были так жить, убеждения, — видя, что с картошкой я справляюсь лучше, Катя взялась резать мясо. — Люди же каждый с ума по-своему сходит. Вот по каким-то своим соображениям, не знаю с чего, Оксана, Валеркина жена, второго ребёнка рожать задумала сама.
— Домашние роды? С мужем?
— Вроде да. Они даже на какие-то курсы ходили, акушерские, а, может, нет. Не знаю. Я со своей помощью не напрашивалась, да я и не акушерка, обычная медсестра. А она как решила, так и сделала.
