Прима разложила вещи, приняла душ, переоделась и набрала номер Грега.
— Через полчаса у входа в гостиницу, там будет ждать автобус, — сообщил он на ее вопрос, как труппа будет добираться до театра — первое представление уже вечером, нужно было репетировать.
Приме не терпелось отправиться на кастинги, пройтись по театрам и предложить себя режиссерам, но сначала нужно было получить отличную рецензию Зарецкого, а потому репетировала она с полной отдачей, даже перетянула на себя одеяло. Войтович снова был этим недоволен, а Виктор устроил ей в грим-уборной гневный разнос. Второй прогон прошел лучше, третий — почти идеально.
А после премьеры Грег собрал всю труппу, и толкнул совсем не похвальную речь и, когда отпустил актеров и работников сцены отдыхать, пригласил Сабину к себе в одноместный номер:
— Сегодня хочу познакомить тебя с Юрием.
Прима с готовностью тряхнула белой гривой и улыбнулась — викинг понравился ей на фото, каков он в жизни? И какую роль даст ему Грег? Почему-то Сабина была уверена, что ничего не потеряла от того, что ведущую партию в осенней новинке отдали Злате. Ей виделась совершенно другая, в которой ее партнером будет не престарелый засрак, а этот длинноволосый красавчик с сильным сексуальным телом и брутальными татушками.
И когда пробил назначенный час, она открывала дверь номера антрепренера, разрешившего войти после ее уверенного стука в дверь.
Викинг сидел в кресле напротив двери в гостиной, оформленной в сине-белых тонах. Два дивана по обе стороны от него с множеством подушек казались слишком мягкими — Грег, сидя нога на ногу, проваливался в сиденье до середины бедер. Разделял набор мебели накрытый на троих кофейный столик. Здесь стояла бутылка вина, блюдо с ломтиками фруктов и горкой ягоды в центре, мисочка густых, как сметана, сливок и меда.
— Здравствуйте, — поздоровалась и улыбнулась Сабина гостю Грега.
— Здравствуй, — ответил сразу на «ты», рассматривая ее с ног до головы заинтересованно, как и она его.
Вживую он оказался еще колоритнее, красиво оформленная щетина и заколотые на затылке пряди светлых волос делали его похожим на Ведьмака. Чувственные губы и ямочка под ними смягчали массивный квадратный подбородок, и улыбка казалась загадочнее и нежнее. Голубые глаза делали взгляд приятно прохладным и пронзительным, как небо, а не ледяным и отчужденным. И эту особенность девушка отметила в первую очередь и даже облегченно вздохнула — она так устала за последние дни, ей просто необходимо нормальное к ней отношение, человеческое тепло и участие.
— Проходи, садись, Сабина. Познакомься теперь, так сказать, натурально. Юрий, актер и сценарист. Юрий, это прима моей труппы Сабина, с которой, как мы и говорили, вы и исполните главные роли… — Девушка заулыбалась от радости — именно этого она и ждала, а как могло быть иначе?! — Думаю, непринужденная обстановка и свободное общение помогут вам быстрее проникнуться интересом друг к другу…
* * *
Дни, пока жена на гастролях, я решил пожить у матери. Высыпал из ящика комода все содержимое в рабочую сумку — документы, деньги, украшения Сабины — и прошел в гардеробную побросать туда же кое-какую свою одежду. Оставлять даже в закрытом охраняемом поселке «умный» дом не хотелось из-за неясного предчувствия чего-то непредсказуемого. Возможно, это всего лишь отголоски ломавшегося панциря моей идеальности, под который теперь просачивался свежий, морозящий кожу ветер перемен… самой жизни, внезапно напомнившей мне свой настоящий вкус. Мать всегда называла меня обстоятельным человеком, видимо, это качество мешало мне быть спонтанным, искренним, внезапным — таким, каким я становился, стоило рядом оказаться Кате. Но именно таким вот непредсказуемым я теперь ощущал себя, полным сил и сумасшедших желаний.
Мне нужно было крепко подумать, как быть дальше, потому что я уже не мог отрицать, что… люблю одноклассницу. Что равнодушен к жене. Что наломал дров по-крупному, ошибся в главном.
Я не просто так спросил Сабину, возможна ли ее беременность, не просто так ждал обеих женщин: одну — чтобы любить, вторую — сводить в женскую консультацию и разорвать нелепый никому из нас не нужный брак. Что он именно такой, я отчетливо осознал сегодня, когда понял, что Сабине от меня нужны лишь деньги и прилюдный поцелуй на прощание. А ее возмущенный невысказанный протест на мой вопрос, куда уходит ее заработок, заставил лишь усмехнуться.
Смахнул в сумку поверх одежды запасные ключи от дома, окинул его последний раз взглядом и замкнул дверь, ворота и бросил сумку на заднее сиденье.
Кир уже ждал в машине, широко зевая после сна — мы засиделись с разговорами до утра, потом спали до обеда. Он не имел мне мозг колкими замечаниями в адрес Сабины, не пресекал, если разговор переходил на Катюшу. Он был тем же моим закадычным другом, открытым парнем, веселым балагуром с той лишь разницей от пацана из подъезда, что теперь в его характере четко читалась жизненная мудрость, сдобренная семейным опытом. Которых мне, как оказалось, очень недоставало. Я мог дать ему фору в вопросах капитала, но в остальном сам себе казался слепым немощным щенком.
— Димон, сейчас на радиоволне слышал: Горсовет объявил тендер на благоустройство территории, правда, не ухватил где — поздно включил.
— Рекомендуешь? — прислушался я к его словам, заводя мотор.
— Настаиваю, — кивнул друг.
— Разузнаю сегодня, — пообещал и тронул машину с места.
Ехали молча. Кир откинулся на подголовник и задремал, я смаковал послевкусие вечера и катал на языке слова, которые скажу Кате. Хотелось ей позвонить, сказать о своих чувствах и решении развестись с женой, но следовало дождаться результатов осмотра Сабины врачом. Все же я конченый идеальный придурок, потому что не смогу развестись с матерью своего ребенка. Быть выходным папой — это не мое. Не понимаю этого. Это не отцовство, а какая-то насмешка, издевательство над собой, ребенком и его матерью.
Поэтому ждал этого часа икс с таким же нетерпением, как и встречи с Катюшей. Пальцы кололо, стоило представить ее в своих руках, губы горели от желания завладеть ее губами, тело ныло и возбуждалось от одной мысли о ней, самой невинной. Хотя такие были в меньшинстве. Рулил, а член торчал, сжатый трусами и поясом штанов, потому что в воображении я уже содрал с Катюши все прямо в машине на привокзальной площади и насыщал ее своей любовью, выдержанной много лет, как в добротной бочке из луизианского дуба, которая, наконец, дала течь и заливала меня настоявшимся, крепким, насыщенным чувством. К ней. К моей Кате. Трепетной девчонке с яркими глазами. К той, что делает меня живым, самим собой. Неидеальным.
— Приехали, — толкнул Кирюху, когда припарковался у подъезда.
Он сонно протер глаза одним движением и вытянул ноги и спину, скрипнув спинкой сиденья. Протянул мне руку:
— Не забудь про тендер. До созвона, — вышел из машины после прощального рукопожатия.
А я покатил к матери. Прямой наводкой. Больше никаких кругов вокруг да около. Только в цель.
