Они стояли в прихожей и ждали, пока стихнет шипение беснующейся внизу дымовой шашки.
Мистер Трауст обвел стены взглядом, положил инструменты на пол и, склонив голову набок и по-собачьи выставив одно ухо, шагнул в гостиную. Мальчикам не оставалось ничего, кроме как последовать за ним. Мужчина резко развернулся и нахмурился — они преграждали ему путь. Мальчики отступили обратно в прихожую, но затем снова отправились следом — в библиотеку.
— И сколько дымовух вы туда засунули? — попытался узнать Маршалл.
— Тсс! — шикнул на него мистер Трауст, поднеся палец к губам. Он огляделся, потом указал на пол: мол, подождите здесь. Затем прошел через прачечную на заднее крыльцо и скрылся за углом.
Мальчики остались в библиотеке в компании приземистых башенок из книг, свернутого коврика и перпендикулярно приставленного к стене дивана. Солнце клонилось к закату и, не без помощи комнатной лампы, размазывало по полу мягкие тени.
Прошла минута. Две. Шипение наконец стихло. Из вентиляционного отверстия в полу струился призрачный дымок — Эдди не был уверен, видит он его на самом деле или ему просто кажется. По улице пронеслась машина, из распахнутых окон которой визжала искаженная скоростью кантри-музыка. В доме было тихо.
По его внутренностям расползался едкий дым. Эдди хорошо представлял, каково было находиться по ту сторону стен, извиваться в темноте между сваями и балками. Представлял тянущиеся отовсюду щупальца и серых, копошащихся в черной грязи червей. Дышать в респираторе было жарко. На верхней губе выступил пот. В окнах заднего крыльца Эдди различил замерший силуэт мистера Трауста. Он стоял, широко расставив ноги. Руки он вскинул, локти отставил, а глаза закрыл ладонями. Он вслушивался. Во всех комнатах мягко гудели включенные лампы.
И вот наконец одна из пустых комнат наверху разразилась сдавленным кашлем.
Шторм начинается
Мистер Трауст с грохотом пронесся по дому. Он пролетел по библиотеке мимо мальчиков, распинывая книжные стопки, стоявшие и через мгновение рушившиеся у него на пути. Мальчики вжались в пустые полки, пропуская его. Он взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, его шаги громыхали так, что казалось, он вот-вот проломит дерево. Так, что на полпути ему пришлось остановиться — он потерял источник звука. Мальчики бросились за ним. У подножия лестницы они последовали его примеру и замерли, наблюдая, как он прислушивается, как судорожно, до побелевших костяшек сжимает огромными лапищами перила, как жадно хватает воздух, надувая и без того тучную грудь. Он был начеку, был готов незамедлительно ринуться навстречу жертве, но выражение его лица совершенно не соответствовало этой видимой решимости. Он хмурился, растягивал губы, все больше походя на испуганного мальчишку. Эдди вдруг осознал, что все это время Маршалл сжимал его плечо.
Наконец кашель повторился — на этот раз он прозвучал хрипло. Мистер Трауст тут же погнался за ним. Они кинулись следом. Он несся по коридору, ковер волной вздымался под его ботинками. У входа в родительскую спальню он затормозил, прислушался и двинулся дальше, особенно внимательно вглядываясь в участки стен над дверными проемами. Он миновал гостевую спальню и кабинет и резко рванул по коридору — к комнатам мальчиков. Эдди и Маршалл по-прежнему шли за ним. Мужчина толкнул дверь в спальню Эдди с такой силой, будто ожидал наткнуться на баррикаду, и устремился внутрь. Кашель доносился отсюда и казался мальчикам даже громче грохота перетаскиваемого мистером Траустом письменного стола.
Они зачарованно смотрели, как он — в два огромных шага — взбирается на стол. Сейчас, задевая макушкой потолок, он казался самым настоящим гигантом. Он широко раскинул руки, кончиками толстых пальцев ощупал стену и приложил к ней ухо — кашель раздавался прямо оттуда. Затем мистер Трауст отступил назад, каблуки его сапог оказались за краем столешницы. Он замахнулся и ударил мясистым кулаком по штукатурке.
Она вскрикнула. А может быть, вскрикнул сам дом.
Синяя краска вокруг вспухшего на стене черного рубца пошла белесыми трещинами. Кто-то там, внутри, пытался удрать и бился о стены, словно пойманная в ловушку птица.
Мистер Трауст накрыл ладонью, вероятно, разбитые костяшки пальцев рабочей руки.
— А вы, детки, какого хрена стоите? — рявкнул он. — Тащите чертовы инструменты! Тащите молоток! А ну!
Маршалл развернулся и припустил за сумкой. Мистер Трауст, не теряя времени, впечатал в стену локоть.
Хватка
Эдди, застывший посреди комнаты, не сводил с него глаз. Ему казалось, будто он впервые в жизни очутился в собственной спальне. Мужчина соскочил со стола, вырвал из розетки будильник, хорошенько замахнулся и саданул им по штукатурке. Разве мог Эдди жить здесь все это время? В этой чужой — вовсе не своей — комнате? Удары мистера Трауста оставляли на поверхности прямоугольные, похожие на метеоритные кратеры и выбивали зазубренные искры зеленой и золотистой краски, некогда покрывавшей стены.
Эдди прислушивался к ней — это явственно была «она». С каждым мгновением он все лучше представлял ее. Маленькая — младше него — девочка из застенья. Скребется, царапается, пытается вырваться. И плачет. Мистер Трауст в очередной раз заколотил по стене пластмассовыми часами, шнур питания то и дело хлестал его по широкой спине. Наконец часы не выдержали и разломились пополам, обнажив красные и зеленые провода. Ему удалось пробить в стене дыру — и он сосредоточился на ее расширении. Что-то мелькнуло в приоткрывшемся мраке — интересно, заметил ли это мистер Трауст, — и девочка вдруг сделалась для Эдди настоящей, материальной, обрела тело, стала осязаемой.
— Где на хрен мои инструменты? — завопил мистер Трауст. — Мне нужен мой молоток! Мне нужен мой… — Он повернулся к Эдди и швырнул на пол сломанные часы. Затем по локоть просунул руку в пробитую дыру и, кроша штукатурку, стал пропихивать ее в темноту. Он ощупывал изнанку стен, вперив бездумный, неподвижный взгляд куда-то за Эдди. Некоторое время его поиски не приносили плодов, а потом он вдруг ухмыльнулся, неожиданно испуганно выпучив глаза, — он дотянулся. Задрожав всем телом, он ухватил ее и дернул на себя.
Она забилась, снова закричала и зашлась кашлем. Шея мистера Трауста пошла красными пятнами, очень темными, почти фиолетовыми. Он извивался всем телом, а его просунутая в отверстие рука вращалась, будто спятившая минутная стрелка. По стенам колотили чьи-то ножки. Маленькие ножки.
— Схватил! За волосы!
Ему удалось. Он вцепился в тонкие нити невидимой, разросшейся по всему дому паутины, в которой они увязли, по которой ходили каждый день. Сейчас он сжимал в руке все эти мгновения их жизни. Эдди вспомнил, как однажды в этой самой комнате из-за кресла донесся чей-то вздох. Как одной глубокой ночью он вышел в коридор — и кто-то отшатнулся с его пути. Вспомнил, как по утрам, когда он регулировал температуру воды в душе, с чердака — прямо над ним — раздавался шорох, будто какая-то птица ворочалась в гнезде. Вспомнил, как она звучала. Вдруг перед внутренним взором Эдди вспыхнуло ее лицо, маленькое, силуэтно вычерченное в темноте. Он живо представил, как она, одной лишь стеной отделенная от мистера Трауста и вытягиваемая его лапищами, ногтями вцарапывается в деревянные балки. Как он дергает ее за волосы, пытаясь протащить через дырку в стене, слишком маленькую даже для его мощного бицепса. Как вдавливает толстые пальцы прямо в глазницы девочки, будто ее голова была шаром для боулинга.
