Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Герман решительно нажал на кнопку звонка и не отпускал, пока дверь не открылась. На пороге возник сонный, взъерошенный Шурочка.
– Что?
– Вы слышали? – Герман поднял свечу повыше. Слабый огонек, однако, позволил рассмотреть и халат, наброшенный поверх коротких джинсовых шорт, совершенно не вязавшихся с обычными Шурочкиными предпочтениями, равно как и белая майка, сетку на волосах и растоптанные тапочки.
– Что слышал? – спросил Шурочка, зевнув. – Я ничего не слышал. Я спал.
А музыка за дверью стала громче, и мелодия сменилась, веселая такая. Интересно, откуда она? Света ведь нет.
– Крик громкий был.
– Я снотворное принимаю, – Шурочка попытался было закрыть дверь. – Знаете, совсем плохо со сном... сегодня две таблетки даже. Я ничего не слышал!
Он нервничал и врал, неумело, явно, и музыка выдавала его с головой. Герман решительно оттолкнул Шурочку и вошел в квартиру.
Темно. Пахнет корицей, сдобой, коньяком и сигаретами.
– Что вы себе позволяете? Вы сошли с ума, вы...
Музыка доносилась из крошечного плеера, лежавшего на столике между несколькими свечами, бутылкой вина, бокалами, пепельницей, в которой дымилась сигарета, коробкой конфет и чахлой розочкой в граненом стакане. Хозяйка плеера – Герман сразу решил, что эта розовая игрушка не может принадлежать Шурочке – сидела на диване, закинув ножки на пирамидку из подушек. С виду ей было лет шестнадцать, может, больше, может, меньше – этого Герман не желал знать. Узенькое личико с нервными тонкими чертами, короткие темные волосы, тело неестественно худое и вызывающе-угловатое, дорогое белье и дешевые духи, заполонившие пространство комнаты.
Увидев Германа, девушка недовольно нахмурилась и заявила:
– Мы на двоих не договаривались!
– Я имею право! – взвизгнул Шурочка, обращаясь непонятно к кому. – Это моя частная жизнь!
– Да ради бога. Это она кричала?
– Нет, не она. Не знаю, кто! Уходите! Убирайтесь из моей квартиры! Оставьте же меня наконец в покое!
В этот момент вспыхнул свет, резкий и яркий, выбивший слезу и заставивший выругаться. Зато когда глаза приспособились, стало видно, что лет девице куда больше шестнадцати и сумерки ей к лицу. Лениво потянувшись к пепельнице, она взяла сигарету, затянулась и попросила:
– Милый, не траться на электричество...
Герман вышел на лестничную площадку. Все еще тихо, спокойно... вернуться? Леночка ждет и нервничает, но ведь кричали же.
Он спустился ниже, постучал в дверь к Вельским – не ответили. Приложив ухо к косяку, прислушался. Кажется, в квартире никого не было, но... или все же кто-то есть? Шаги? Показалось? Скрип? Снова показалось? Звуки слишком слабые, чтобы понять.
– Простите, – раздался сзади голос Милослава. – Дело, конечно, не мое, но все-таки, мне кажется, что нехорошо подслушивать.
– Вы слышали крик?
И тут же сам себе ответил: не слышал. Милослав был в синей куртке, которая на плечах, спине и груди почернела от воды, в джинсах, заляпанных грязью, и таких же кроссовках. В одной руке он сжимал зонт, в другой – телефон.
– Простите, но нет. Я вот только что... в магазин ходил, – зачем-то соврал он. – За хлебом.
Тут же, сообразив, насколько явна ложь, смутился и добавил.
– По делам, в общем. Крика не слышал. А вот перила испортили. Дашка расстроится, она к дому нежно, а тут такой вандализм. Не знаю, чем их... вы сами гляньте.
Герман глянул: на широких, в ладонь, дубовых перилах виднелась глубока рана, из которой торчали темные волоконца дерева. Милослав, спустившийся следом, задумчиво произнес:
– Ножом так не сделаешь, тут топором орудовали. И что странно, когда я уходил, этого еще не было.
– А когда вернулись, никого случайно не встретили? Допустим у подъезда?
– Нет. Но сами понимаете, я, во-первых, особо по сторонам не оглядывался, а во-вторых, ночь, дождь, видимость... а перил жаль. Вандалы.
Брат
И сволочи. Заставили его переться на ночь глядя в другой конец города, ждать почти час на остановке под проливным дождем, а потом, когда он, наконец, сообразил, что никто не придет, снова трястись со страху. Ведь не зря дернули, ведь понадобилось же это зачем-то. Зачем? Что его ждет в квартире? И не оттого ли, что страшно переступить порог, он торчит на лестнице?
– Простите, – Милочка решился и тронул Германа за плечо. – Вы не могли бы... в общем, такое дело, я хотел бы поговорить с вами.
– Сейчас?
– Ну... а почему нет? Все равно здесь вы больше ничего не сделаете, а у меня вот появились некоторые мысли.
А Герман проведя ладонью по перилам, точно пытаясь сгладить рану, медленно, выцеживая слова, сказал:
– Если только недолго.
Конечно, недолго. Милослав лишь убедится, что в квартире его не ждут, что там – безопасно.
Следы чужого присутствия он заметил сразу, еще в коридоре – след ботинка на коврике, сдвинутые в сторону туфли, упавший с вешалки пиджак.
– П-пройдемся в зал, – Милочка остановился перед дверью, пытаясь разглядеть, что внутри. Силуэт... женский? Мужской? Сквозь толстое, бугристое стекло не разобрать. Собравшись с силами, он нажал на ручку и любезно произнес:
– Проходите.
Герман вошел. Ничего не случилось. Ни выстрелов, ни криков, вообще ничего. Тогда Милослав и сам решился войти. В комнате многое изменилось: монитор вот разбили, уроды. И корпус компьютера разворотили, разбросав по ковру детали, вперемешку с блестящими обломками дисков. Ну а с люстры свисали плечики с ярко-алым, шелковым платьем.
– Г-господи, – Милослав схватился за грудь. – Г-господи, что...
И именно в этот момент, глядя на устроенный разгром, он отчетливо понял: дурят. Не Жихарь это, но кто-то, кто, как и Серж с Дашкой, докопались до тайны. Жихарь бы пулю подарил, веревку или мешок с камнями, но не платье.
Удивительно, но стало легче.
– Вам, наверное, стоит обратиться, – Герман осторожно ступал по ковру, под ногами слабо потрескивали обломки. Вот скоты, всю коллекцию уничтожили... все, что Милослав снимал в течение последнего года.
Или в этом дело? Не коробка нужна была, а коллекция? И не напугать, но уничтожить... что? Улику? Какую? В Лелиной квартире камер не стояло, но... но может, то убийство было не последним?
– Знаете, разговора, наверное, не получится, когда тут такое, – Милослав обвел комнату рукой. Теперь ему не терпелось выпроводить гостя и, оставшись наедине с собой, подумать. Хорошенько подумать.
И представить.
Пожалуй, вряд ли кто-то догадывался, насколько удивительной, возбуждающей и прекрасной может быть смерть. Естественно, если это чужая смерть.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
