Когда-то я сам начинал, как крупье. Стоял за столом вместе со всеми, мы учились, нам обещали, что будет так: двадцать пять минут работаешь в зале, двадцать пять минут отдыхаешь, но это оказалось нереальным. Если хочешь много денег — паши, как проклятый, что я собственно и делаю.
Интереснее всего наблюдать за людьми, думаю, лишь поэтому я остался здесь навсегда. Люди, которые играют в казино, приходят с полным осознанием того, что они могут проиграть свои деньги, но желание легко обогатиться затмевает разум. Мне нравится наблюдать, как клиенты проигрывают, интересно видеть всю палитру эмоций, от криков счастья до выдранных волос со своей головы. Я считаю, что люди в казино медленно сходят с ума. Здесь нет дневного света, но всегда светло, нет окон, нет часов, здесь невозможно понять, сколько времени ты уже находишься в этом месте. Здесь проще забыться и уйти от реальности. И пустота внутри разрастается до размеров Вселенной.
Депрессия сменилась щенячей тоской. Когда телефон Васи стал недоступен, я разозлился. Я решил ну и в жопу, в конце концов, я себя тоже не на помойке нашёл. Напился коньяка и уснул в кабинете, упав лицом на документы. Через несколько часов ко мне заглянула «Пушкарева», испугавшись моих красных глаз, ореола перегара и отпечатавшейся на лбу печати, она заплакала, причитая о том, что мне нужна нормальная семья, хорошая женщина и дети.
Девки в моей жизни были разные: и красивые и не очень, продажные и милые до изжоги. Но сейчас я никакую не хочу. Я желаю записаться в частную клинику, где мне вырежут изнутри все ненужное, то, что ноет и не рубцуется, покрывая сердце шрамами. Говорят, если хорошо заплатить, то они могут и не такое. Я хочу, чтобы моя бухгалтерша была счастлива. Но при этом эгоистично желаю, чтобы счастлива она была только со мной, а она слишком привыкла опекать сестру, чтобы переступить через это.
Но бегать я за ней не собираюсь, уговаривать тоже, мне далеко не двадцать и стоять под её окнами, умоляя встречаться с собой, я не планирую. Не хочет, не может смириться, выбрала сестру? Туда ей и дорога.
— Нет, так нет! — рычу на «Пушкареву», которая смотрит на меня с сожалением.
Все что я могу — это издеваться над своими работниками. В казино я установил миллион правил. Наверное, поэтому менеджеры и официантки меня не слишком жалуют. Например, по правилам казино работник должен всегда быть гладко выбрит. У меня есть бородатый крупье, и я систематически трясу перед ним договором с этим пунктом, лишая премии. Есть ещё правило чёрных колготок и длинных ногтей, запрет на аромат мимозы и ландыша. И куча всего, что меня раздражает. Шепчутся по углам, переглядываясь и проклиная до пятого колена. Это забавно, а особенно смешно, когда я откупориваю вторую бутылку коньяка. Чайного цвета жидкость медленно течёт в стакан.
«Пушкарева» вздыхает:
— Может, на работу к ней сходите? Поговорите. Смотреть на вас тошно, Арсений Александрович.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— О старшей сестре вашей бывшей невесты, в которую вы влюбились, — честно и очень откровенно выдает «Пушкарева».
Поперхнувшись коньяком, я вскидываю бровь:
— Считаешь, я на такое способен?
— Ну а что же вы железный что ли? — под шумок забирает бутылку и ставит в шкаф. — Смотрите на нее, как на восьмое чудо света, на руках по казино носите. Что-то я такого с невестой вашей не припомню.
И вот что интересно, этого довода хватает. Разгар рабочего дня и Семенов везет меня прямо на кондитерскую фабрику. В кабинет бухгалтерии я заваливаюсь, как и положено человеку, который устал ждать.
— Сеня! — вскакивает сестра моей бывшей невесты и, оглядываясь на двух пенсионного вида женщин за боковыми столами, начинает собирать документы в стопочку.
Нервничает — это хорошо.
— Арсений Александрович, — поправляю, одновременно наслаждаясь тем, как она краснеет, смущается, бледнеет, радуется.
Счастлив, потому что соскучился, и она явно тоже, но фиг я так быстро сдамся ей.
— Что ты здесь делаешь?
Я подумал, что она меня бросила ради сестры, но просить ее вернуться не могу. Гордость не позволяет. Поэтому пусть кусает локти, ревнует. По глазам же вижу, что она ко мне неравнодушна.
Она пытается вытолкать меня в коридор, а я улыбаюсь и машу, с восторгом разглядывающим меня женщинам.
— Пришел за телефоном Анфисы. Она вроде номер сменила, хочу спросить о ее самочувствии.
Василиса выгибает спину, будто дикая кошка, готовящаяся к атаке.
— У меня спроси, как она себя чувствует, — скрещивает она руки на груди.
Ей не нравится такой поворот событий. Она вздергивает подбородок и глубоко дышит. Смотрит мне в глаза, прикусывая нижнюю губу.
— Да я лично с ней поговорю, что же ты будешь как передатчик, — подмигиваю какой-то блондинке, которая проходит за Васиной спиной.
Бухгалтерша оглядывается, замечает девушку, прищуривается и злится, провожая девицу выпученными глазами.
— Ладно, не хочешь говорить номер, сам найду.
Разворачиваюсь и считаю до десяти. Вася меня окликает на цифре «пять».
— Ты за этим пришел? — взвизгивает, догоняя, каблуки истерично стучат по плитке, она явно ускоряет шаг.
Я спокойно иду.
— Ну да, — пожимаю плечами. — Мы же с Фифу жениться собирались, чай, не чужие люди. Вдруг ей что-то нужно.
— Ты…ты не можешь так со мной поступить? Это не честно!
— Как? — картинно улыбаюсь еще одной девушке, которая движется навстречу по коридору, на этот раз рыженькой.
Вася уже не злится, теперь она просто в бешенстве.
— Ты спал со мной, а до этого с ней, а теперь что, снова с ней собрался?
На ее лице читаются вспышки гнева и дикой ревности.
— А тебе-то что? Ты же страдаешь. Муки совести переживаешь. У сестры мужика увела, разбила несчастной «звезде Instagramа» сердце, разрушила жизнь начинающей топ-модели. Как же это пережить, горе-то какое.
Василиса пыхтит гневом, как паровоз на холостом ходу.
— Ты, кстати, так на улицу пойдешь? — оборачиваюсь я у проходной на фабрику, — конечно, весна наступила, но там холодно.
