– Сына приехала проведать, – ответила его жена. – Своего.
Искренне надеюсь – бывшая. А она имела наглость улыбнуться. Нехорошо так. Нагло. И Львенок, словно почувствовав, заерзал под шубой. Давид сделал шаг к Аделине, но я остановила его жестом. Я давно хотела и должна была это сделать.
– Стой, – попросила я.
Шагнула к нему. Расстегнула его пальто, свою шубу. Лев, почуяв свободу сразу голову наружу вытащил.
А я Львенка достала из шубы, пристроила на отцовской груди, запахнула пальто, чтобы не замёрз, и попросила:
– Подержи его минуточку, пожалуйста… Я сейчас.
И сделала то, о чем мечталось. Без опаски – плевать, что она выше и сильнее. Плевать, что на мне шуба дорогущая. У меня мужик бандит, ещё купит. Да и вообще, жила сколько лет без шубы, ещё проживу. И я…я на неё бросилась забыв о том, что не умею драться.
Аделина растерялась – явно не этого ожидала. И тоже, наверное, не умела драться. Её ноги на высоких каблуках подогнулись, упала на заснеженную землю, я – сверху. Села на неё с яростными мыслями укоротить её причёску ещё сильнее. Она визжит, неумело отбивается, в воздухе снежная пыль, что мы подняли с земли, и выдранный из обеих шуб мех пушистыми клочками. Давид меня оттащить пытается, одновременно не выронить ребёнка, а оторвать меня от Аделины невозможно – на кону и безопасность ребёнка, и моя долго сдерживаемая ярость. Господи, я даже её укусила, когда она держала обе мои руки, а мне ужас, какей больно сделать хотелось…
Когда Давид меня наконец оттащил, на Аделину было грустно смотреть. От шубы оторвался капюшон, и нелепо болтается, на соплях держась. Помада смазалась, на щеке царапина, из носа капелька крови течёт, волосы растрепаны. Я, наверное, выгляжу так же, но Господи, как же хорошо мне!
– И не подходи больше к моему ребёнку! – охрипшим голосом громко сказала я. Потом повернулась к Давиду, который все ещё меня удерживал, – отдай мне Льва… И ключи от моей квартиры тоже.
Глава 42. Давид
Ночью я не мог уснуть. Думал – придурок, правильно Катька говорит. Всё через пень колоду, все не так. В два часа ночи бросил попытки спать, все равно не усну же, и поперся к ним. К своим. К своей семье, которая по какому-то недоразумению до сих пор не со мной живёт. Хотя бы посмотрю на них, как они спят.
Катька забрала у меня ключи, но у меня все равно были ещё. Открыл тихо-тихо, хорошо смазанный дорогой механизм замка не пикнул, не щёлкнул. Вошёл. Темно. Только темнота эта не уютно спящая. В этой темноте кто-то прячется. Щёлкнул светом, но не ярким, а приглушенным, что прятался вдоль потолка. Сверху полился рассеянный тёплый свет, его было достаточно, чтобы разглядеть Катю. Она сидела на белом диванчике в просторно холле и ревела, а у её ног – шуба.
– Ты чего плачешь? – испугался я. – Лев?
– Лев спит, – покачала головой Катя. – Шуба. Посмотри, шуба испортилась.
Я выдохнул – спокойствие. Всё хорошо, никто ни откуда никуда не падает, не исчезает, не уходит, хлопнув дверью. Этого я и боялся – что Катя просто разочаруется во мне и уйдёт. Не смог защитить снова.
– Дурочка, – я присел у её колен возле шубы. – Я тебе десять шуб куплю. Или сто. А хочешь, все шубы, какие в нашем городе есть? Каждый день будешь в новой ходить, даже летом.
Она помимо воли улыбнулась. Я поймал её лицо за подбородок, вынуждая на меня смотреть, а она попыталась уклониться.
– Не смотри на меня, – попросила Катя. – Я уже час реву, я страшная.
– Красивая, – возразил я. – Самая красивая в мире.
Потянул её на себя, она послушно упала, и мы вместе на пол, прямо на эту злосчастную шубу. Может и покоцана, но вполне себе пушистая. Лежать – мягко, даже вместе со всеми Катькиными углами. Целую – вся от слез солёная и все равно вкусная.
– Я с Рафаэлем…
– Молчи, – возразил я. – Не порть. Я тебя любую, потому что…
– Придурок, – перебила Катька, не дав сказать очень важное. – Да не было у нас ничего!
И сделала попытку уйти. Я не позволил – хватит уже ходить вокруг да около. Не отпущу больше. Повалил, подмял под себя, лицом в её волосы зарылся, чтобы не видела, и улыбаюсь от уха до уха. Потому что принять любимую женщину вместе с грузом грехов, пусть и чужих, это одно. А знать, что она только твоя – совсем другое.
– Моя, – лизнул я мочку уха. – Моя только.
– Твоя, – со вздохом согласилась Катя. – Только у меня нет ничего, да и у тебя наверное тоже. Я не знаю безопасный ли сегодня день, сбилась…
– Молчи уже, – посоветовал я и рот её закрыл.
Своим ртом. И все было правильно, как и должно. И дыхание наше прерывистое, и тепло её тела, даже то, что Лев не проснулся, давая нам такое необходимое время только для нас двоих.
– Ты в футболке пришёл, – прошептала Катя в мою шею. – В этом же доме живёшь?
– На самом верху, – согласился я. – Не мог же я тебя далеко от себя поселить…
Молчим. Глажу её спину, вывожу на гладкой коже витиеватые узоры. Скольжу пальцем по позвонкам – я в восторге от каждого и каждый недавно целовал. И всегда хочу целовать, каждую ночь, всю свою жизнь.
– Аделина… – начала Катя.
– Я не умею воевать с бабами, – со вздохом признался я и признание далось мне непросто. – Но я научусь.
Я долго говорил. Обо всем на свете и ни о чем сразу. Шёпотом, чтобы не разбудить Льва. Так долго, что в горле пересохло, успело сформироваться решение, а Катька – уснула. Я отнёс её в постель.
Рядом с ней – кроватка. Я дал отмашку заказать, сегодня вечером и доставили… Посмотрел, а в ней – Лев. Это, конечно, закономерно, но ребёнок меня все же удивил порядком. Он стоял, крепко вцепившись руками в бортики и чуть покачиваясь. И тоже удивлённо на меня смотрит, видимо не ожидал тут встретить, и территорию считал исконно Катиной.
– Не буди маму, – шёпотом попросил я. – Она сегодня устала. Видел, как за тебя дралась? Я вот такого не видел никогда, а ты подавно. Но именно в тот момент я понял, что жениться на этой женщине нужно немедленно, пока не увели.
