— Зачем они пришли? — спросил Тим. Я дала мальчикам по пустышке, чтобы не плакали, а сама пошла готовить смесь. Да, эта напасть все-таки меня коснулась. Молоко перестало вырабатываться в достаточных количествах, поэтому теперь к расходам прибавились и банки со смесью, стоящие немалых денег.
— Да так…
— Лиза, — он подошел ко мне из-за спины и неожиданно обнял, положив ладони на живот. Никогда так не делал. А сейчас…
— Точно не для того, чтобы проведать внуков. И если с Семеном Виссарионовичем еще есть о чем поговорить, то она…
— От тебя так вкусно пахнет сегодня, — неожиданно прошептал он на ухо. Я замерла с мерной ложечкой в руках.
— Тим.
— Обычно малиной и молоком. А сегодня цветами. Сменила шампунь?
— Д-да, — запнулась, ощутив приятное томление внизу живота. О, Господи! Нет…
Я бросила ложку в медную банку с сухим молоком и развернулась в кольце его рук.
— Тим, что ты делаешь? — он убрал одну ладонь, но тут же поправил мне выбившийся из пучка локон.
— Мне кажется, что еще чуть-чуть, и ты расплачешься. Что они тебе наговорили?
— Ничего, — я моргнула пару раз, но только усугубила ситуацию. Пелена слез уже застилала глаза.
— Лиза.
— Обвинили. Я же и так стараюсь, а они пришли и обвинили.
— В чем? — казалось, Тимофей не то что удивлен, он обескуражен такой новостью.
— В том, что не любила никогда его, не храню память, не хочу на поминки, не зову их в гости и… и…
Я не выдержала и прижалась к нему, уже не скрывая своих слез и боли. Крепкие объятья, ласкающие мои волосы ладони, тихий шепот с просьбой поплакать еще — это было так вовремя.
— Лиза, девочка моя, все будет хорошо.
— Как же хорошо, если они теперь в покое не оставят? Про дом спрашивали и смотрели вокруг, будто я в клоповнике живу. Я не прошу у них помощи, просто участия. Они даже забыли, что у внучки день рождения.
— Лиза, посмотри на меня, — он силой приподнял мой подбородок и заставил взглянуть на него. — Ты такая красивая.
— Тим, ну нашел время…
— Не уводи взгляд в сторону, Лиз. Неважно, кто и что скажет, я видел. Ты прекрасная мать, одна из немногих, кто действительно старается. Даже вон на работу уже два раза вышла. И отчеты готовишь вовремя, хотя и не высыпаешься. Шли всех лесом.
Наверное, его слова должны были меня подбодрить, но в итоге я еще больше расплакалась. И эти поцелуи его… то в щеку, то в нос, то в губы… В какой-то момент я даже потеряла им счет, они все слились в один, очень нежный и такой… просящий. Но о чем? Затем обжигающий. Но как? Будто подобное возможно. И наконец, лишающий разума.
— Лиза, — выдохнул Тим мне в губы, — Лиза…
И снова накрыл их своими.
Я наслаждалась. Откуда-то из глубин души проснулось маленькое безумие. Как тогда, в вечер моей слабости, когда позволила себе самой поцеловать его. И сейчас, я тоже отвечала, давала ему свободу, и он это понимал, пользовался, гладил плечи, руки, снова плечи, невесомо проносился по спине, бедрам, прижимаясь ко мне, показывая, насколько я желанна…
Один из мальчиков заплакал. Мы словно пришли в себя и моментально отпрянули друг от друга.
— Я проверю, ты пока подготовь смесь, — Тимофей увел в сторону взгляд и пулей вылетел из кухни. Я же судорожно поправила съехавший халатик, случайно обнаружила, что из-за выреза выглядывает краешек белья и устыдилась. Хотя уже в следующую секунду позабыла о смущении и поставила чайник с заранее вскипяченной водой на огонь.
И что же это было? Действительно безумие.
Взяв себя в руки и стараясь не смотреть Тиму в глаза, вошла в комнату.
— Покачай пока Славку. Я понянчу Женьку.
— Хорошо. Лиз…
— Сначала дети! — осмелилась поднять на него взгляд и залипла на полных, сейчас покрасневших губах. Ужас! Вероятно, я схожу с ума… — Пойду подготовлю бутылку.
Я зашла в кухню. Одной рукой держала Женьку в руках, а второй — готовила. Сердце же колотилось от волнения. В какой-то момент я даже начала корить себя, но передумала. Мой муж не сумел быть мне верным при жизни, в то время, как я страшусь представить другого рядом даже после его смерти. Глупо. Тем более, что душа тянется к Тимофею. И хочется… хочется быть любимой. Познать вновь счастье, когда рядом мужчина: любящий, оберегающий, окутывающий тебя заботой и нежностью. И он у меня под носом. Просто надо отпустить гордость, разогнать прочь страхи, затолкнуть поглубже совесть и раскрыть глаза.
Сегодня я впервые не ушла в другую комнату для того, чтобы покормить сыновей. Пока Тим сидел на диване и держал Славку, а мой малыш нетерпеливо ел, я занял кресло у окна и кормила Женю. В этом не было никакого подтекста, кроме разрешения, того самого пропуска, которого терпеливо ожидал мужчина. Он то и дело поглядывал на меня, затем отворачивался, но опять косился. Нет, все-таки подтекст был. И оттого я смутилась еще больше, коря себя за внезапный порыв.
Этим вечером Тимофей покинул нас, едва появилась Маша. Дочка получила подарок и не знала себя от счастья. Планшет. И явно не из дешевых.
— Это смесь обычного и графического. Так что ты сможешь создавать своих феечек сама, — сказал ей Тим, наблюдая за восторженной реакцией дочери. А она была несомненно благодарна. Как и я.
Затем потянулись очень длинные для меня дни. У Тимофея началось важное судебное разбирательство, поэтому порядка трех недель я его не видела, лишь редкие звонки делали нас чуточку ближе.
За это время смогла продать мебель и выручила приличную денежку. Теперь дело оставалось за последним: продажей самого дома. А для этого требовался целый пакет документов и моя ходьба по нотариусам и прочим бюрократическим точкам. От одной мысли обо всех сложностях, у меня начинали скрипеть зубы.
И вот, утром восьмого марта к нам в комнату ввалился огромный букет тюльпанов.
— Тим, ты с ума сошел? — смотрела я во все глаза на цветы.
— Кажется.
— Не смешно! Это же деньги…
— Я выиграл дело! — еще шире улыбнулся он и не стесняясь даже Маши поцеловал меня в губы.
— Эй! — возмутилась было, но он уже отошел к моей дочери с коробочкой конфет.
— Привет, малыш. Готова к переезду?
— Какому? — спросили мы обе сразу, только если из уст ребенка звучал восторг, то из моих — недоумение.
Эпилог
Маша.
— Лиза, ты ничего не забыла?
— Нет.
— Точно? А вдруг забудешь, и потом как мы…
Отчим застыл посреди коридора с непередаваемым эмоциями на лице. Я впервые видела его таким напряженным и взволнованным. Даже, когда он с горем пополам уговорил маму переехать к нему, так не дрожал, как сейчас. И даже, когда я впервые назвала его не дядей Тимом, а папой, так не дрожал, как сейчас. И даже, когда мама сказала, что беременна, так не дрожал, как сейчас. А в данный момент у него истерика была хуже, чем у женщин! Ничего общего с тем собранным мужчиной, идущим защищать честь людей на суде.
