Скорее почувствовала, чем услышала — толчок, волну ветра. С некоторой паузой внизу раздалось глухое «БУМ!» И доска вместе со мной, горемычной, подлетела в воздух.
Рывок. Доску, буквально из воздуха, выхватил Райден, провернув на себя. Одна из плетей его темного контура неожиданно стала плотнее и резко дернула меня за шкирку.
Пол-е-ет.
Прищуренные глаза нобиля за забралом доспеха. Серое небо. Все мелькнуло и завершилось толстыми бревнами палубы корабля. По-моему, при ударе я себе что- то поломала. Хорошо бы не нос… Но искрило так, словно стесалось пол-лица точно.
Стеная, несчастная и побитая, я приподнялась на четвереньки и замерла.
За бортом, там, где начиналось чистое море Хаоса, поднималось нечто. Огромное и живое. До нашего прихода оно тихо сидело под настилом, но после моего удара вынырнуло, ужасая размерами.
Прижавшаяся к борту соседняя небольшая лодчонка жалобно хрустнула, разлетелась на щепки и рухнула вниз. Нашему кораблю тоже приходилось несладко. Он отчаянно раскачивался,
А монстр… запищал режущим противным голоском. И открыл… один глаз. Примерно с меня размером.
Один, мать его, желтый глаз с длинными черными ресницами.
— Ме-мелаган? — прохрипела я, потеряв от неожиданности голос.
— Ездовой трок. По-местному, — тихо сказал Камачо, медленно перебираясь по палубе. — Существо мирное, даже туповатое. Пока не разозлить.
Трок, он же — мелаган, словно почуяв, что говорят о нем, снова запищал до звона в ушах.
Неприятно, конечно, но с таким тембром, братец, пугать ты не мастер. Кроме размера пока ничего страшного. Слишком смешно в сравнении в общим слоновьим объемом звучал голосок.
А вот по-прежнему сжатая в его объятиях Яя меня беспокоила. Ну как эта детина примет ее за самочку и решит размножаться. Если учитывать их разницу в размерах, моя предполагаемая ночь с Акостой, которой так пугали в замке, покажется цветочками.
Рывком я поднялась на ноги и яростно воззрилась на похитителя.
— Спокойно, — тихо проговорил Камачо. — Стелла, на тебя начинает влиять Хаос, не давай ему волю.
Он протянул руки к троку и мягко зацокал, зашипел, словно уговаривая домашнее животное. Троку услышанное понравилось, он жалобно запищал и ткнул белым отростком в мою сторону. Дескать, вот это — плохое, обидело, примите меры.
И это незатейливое движение кое-кому развязало язык.
— Хаос тебя задери! — завизжала до сих пор молчащая яичница. Щупальце, закрывавшее ей рот, сейчас показывало на меня. Теперь Яя могла говорить, а ей было что сказать этому миру и другому мелагану. — Чтоб тебя, сволочь жирная, по всему Хаосу развеяло, чтоб у тебя глаз ослеп, чтоб все зубы выпали! Выпусти меня!
Огромный монстр испуганно икнул и распахнул объятия, освободив подругу. Та тут же с криком ужаса полетела вниз.
— Нееет!
Не успела я ахнуть, как яичница зависла на собрате, вцепившись в него всеми своими коротенькими отростками.
— Стеллочка, — жалобно сказала она. Голосок дрожал. — Ты видишь то же, что и я? Неужели вот это мое будущее? Толстая дура?
— Ты красавица, Яя, — спокойно сказал Камачо. — А родню надо любить, посмотри, ты ей нравишься.
Гора, притворяющаяся мелаганом, нежно загудела и попыталась снова обнять яичницу. Мамочки, она нас понимает!
— Не-не-не, — завопила испуганная и ничего не понимающая Яя, подтягиваясь повыше. — Убери лапы, я сама продержусь!
И монстр послушно замер. Мы тоже. В этой тишине особенно отчетливо прозвучал приближающийся звериный вой.
Не стало слышно криков, которые совсем недавно раздавались со стороны дворца. Ни шума, ни треска. И людей на мостках портовой улицы больше нет, раньше вылезали любопытные, в окна, в двери выглядывали. А сейчас — как вымерло, ни одного зеваки, только десяток мелких корабликов, да пара больше, как «наш», на невидимых волнах качаются.
— Уходим, быстро, — скомандовал Камачо и отвязал веревку от борта.
На всякий случай я шагнула к краю, протягивая к Яе руки. Во рту стало кисловато, я слишком сильно закусила губу.
От Райдена к мелагану поползли темные щупальца силы. Осторожно, опасливо, словно боясь напугать. Подкрадывались, мягко поглаживали и тщательно зацеплялись за белый то ли пух, то ли мех. У Яя шерстка явно было пожестче, а этот, какой-то… птенец что-ли.
— Миленький! — вдруг завопила подружка. — Я их вижу! К нам по улице бегут!
Она доползла до верха трока и пыталась усесться у него на голове. Когда она пугается, вечно пытается забраться повыше. А иногда я просыпалась с ней на подушке и с «глазом» у себя за ухом. Очень было похоже, что ей снились кошмары, хотя Яя категорически отрицала эту невиданную чушь.
— Вперед! — вдруг завопила она. — Беги, дура! То есть… хорошенькая! Девочка- мальчик! Беги!
На пирс, с грохотом раскидав сложенные на краю бочки, выскочил… Акоста. Вокруг него развевалось облако змеевидных отростков, он больше не стремился их спрятать. Прыжками прямо перед ним несся и подвывал Тайс, ставший странно шире, с потемневшей, кажущейся подпаленной шкурой.
Наш кораблик дернулся и, только частично закрепленный щупальцами-поводьями на ездовом троке, двинулся в открытое море Хаоса, качаясь во все стороны, Сам мелаган прилепился к шхуне и выглядел теперь старинной носовой фигурой. В древности такие фантастические изображения вырезали на кораблях, чтобы они как следует пугали морских демонов и обеспечивали успешное плаванье.
— Быстрее! Бежим! Улепетываем! — орала Яя и прыгала у собрата на голове.
— Фейка! Куда! — зарычал Акоста. Он подбежал к самому краю, но расстояние между кораблем и Осколком стремительно увеличивалось.
Трок как лошадь телегу утягивал нас все дальше. А своего пса Акоста удержал лишь в самый последний момент. Тот в запале погони чуть не прыгнул за нами, едва не канув в белесых потоках местного моря.
На пирсе появилась худощавая фигура лайгера, черный плащ бил по ногам, но звука хлопков нам уже не было слышно. Высший хаосит склонился к Акосте и что-то ему нашептывал, успокаивающе гладя по плечу.
А на мои плечи легла, обняв, рука нобиля.
Райден смотрел на отдаляющуюся пару хаоситов, на твердую землю, свое прошлое. Из добела сжатого кулака, который он держал перед собой, виднелся металлический блестящий угол знакомого командорского жетона.
— Это… твоего отца? — спросила я. Зубы выбивали барабанную дробь, слова получались тихими и с трудом угадываемыми. Я холодными пальцами удерживала на груди остатки рубашки и никак не могла отвести взгляда от Тайса, бешено грызущего веревку от нашего корабля.
— Неизвестно. Но не так много командоров пропадало во время Прорывов, — так же негромко ответил Камачо. — Трок может учуять, где находится хозяин вещи. И, если эта штука сорвана с отцовской формы, сама понимаешь, я не мог оставить такой след лайгеру. Стражи здесь… лакомая добыча.