Я снова хихикнула — уже точно по делу.
— Можешь считать, что я тоже. Семен никогда не оставался на ночь, а Руслан… Мы отворачивались друг от друга и смотрели в противоположные стены. Наверное, потому что подсознательно мечтали об одиночестве.
— Да что ты знаешь про одиночество… — на этот раз усмешка Крэга вышла горькой.
Я тоже вздохнула достаточно тяжело.
— Тони перед тобой в долгу, — сказал Крэг вдруг очень серьезно.
— Из-за письма?
— Нет. Брат сказал, что исполнит любую мою просьбу. Ну знаешь, как это говорят в сердцах… — теперь он снова тихо посмеивался. — Ну, может, я бы и попросил у него новую машину в счет десятой доли его бонуса, но… Я получил намного больше. От судьбы. От тебя. Так что ты можешь взять деньги от Тони. Ты их заслужила.
Я напряглась, и вместе со мной напрягся воздух, а Крэг, точно испугавшись, что я сейчас возьму и отодвинусь от него, схватил меня под одеялом за ногу. Не за руку, нет, специально потянулся вниз, чтобы сжать бедро. В другой момент я бы приняла это за начало любовной игры и раскрыла б ему объятья, но тут продолжила лежать истуканом — неужели решил, что я могу ударить его с ноги? Под одеялом. Как? Каким образом?
Нет, мы били друг друга словами — и бой наш, увы, больше походил на драку битами, чем на веселье с подушками.
— Ксюша, не надо… Прошу тебя, не надо… У меня было при себе всего четыреста евро — может, ты и можешь растянуть их на месяц, я не знаю, как вы тут живете. Но если сорок тысяч баксов продержат тебя на плаву год, то Тони переведет их тебе, не спрашивая меня, кому это и зачем…
— Зачем? Я спрашиваю тебя — зачем? Я спрашиваю! — цедила я сквозь зубы, пялясь не на него, а в потолок.
Как же он достал меня с деньгами! Вот, значит, красная цена моей ночи! Сорок штук зеленых! Кто-то, возможно, и возгордился бы от такой оценки, а я… Ну за что ты так меня, я же впервые дарила себя… Безвозмездно, то есть даром.
— Чтобы ты не поехала во Вьетнам. Не стоит, Ксюша, этого делать.
— Да с чего ты решил, что я еду к Джонатану из-за денег?! — всплеснула я руками и скинула одеяло.
Крэг тоже сел, и тоже полуголый.
— Значит, все же едешь?
— Нет, я…
Губы, кажется, успели потрескаться от отсутствия влаги. Я вся высохла и горела. Может, у меня и правда жар? Мысли уж точно воспламенились.
— Я перепутала времена глаголов. Я хотела сказать, что если бы и поехала к Джонатану, то не ради денег. А чтобы выйти из порочного круга, в который меня вновь пытаются загнать особо настырные личности из моего прошлого. Да у него и нет денег, ради которых некоторые готовы стиснуть зубы и раздвинуть ноги перед кем угодно. Ну, в том количестве, которое ты мог бы назвать деньгами…
Крэг заботливо подтянул одеяло к моим поникшим плечам.
— Ксюша, если у меня и будут когда-то деньги, то не больше, чем у твоего Джонатана. Уверен, пляжный ресторанчик во Вьетнаме куда более доходное дело, чем ирландский паб в Портленде, хозяин которого никогда не нюхал виски… В нашей семье богат лишь Тони. Родители не прогадали с выбором ребенка, за образование которого стоило платить.
— Вот и возьми эти деньги себе! — выкрикнула я с прежней злостью, хотя мой внутренний голос и твердил, что я обязана себя контролировать.
Крэг покачал головой.
— На данный момент я себя обеспечиваю, — он говорил все так же тихо. — Худо-бедно, зато не залезая в карман ни к родителям, ни к брату. Они вынесли от меня довольно, чтобы сейчас от меня отдохнуть. Хотя они платят за мои таблетки — без страховки я бы их не потянул, ну и страховку без нормальной работы тоже. Впрочем, они боялись, что во взрослом возрасте я буду большей обузой…
Мое сердце сжалось, как и его губы.
— Почему ж ты обуза?
Он долго смотрел на меня и так ничего и не ответил, пока я не потянулась к нему рукой, которую он сжал, точно выжимал из камня воду.
— Почему ты задаешь такие глупые вопросы, когда ты такая умная женщина? Давай спать.
Я ничего не сказала, когда он отпустил мои пальцы, и молча легла на подушку. И подтянула одеяло раньше, чем Крэг до меня дотронулся. А он сделал это — нежно-нежно: подвел к моему подбородку мягкую, но холодную ткань пододеяльника.
— Доброй ночи, Ксения, — сказал он по-русски, но в этот раз с жутким американским акцентом.
— Доброй ночи, Крэг, — ответила я ему на своем родном языке и дополнила пожелание поцелуем.
Он был коротким, но самым нежным — почти материнским: наверное, таким целуют новорожденных. И его целовала так мать — до того, как узнала, что он болен, и после… Не верю — теперь отчего-то не верю — что ей легко дался такой выбор: решить, который из сыновей лучше.
И так же трудно было решить сейчас, чей поцелуй должен стать последним. Крэг поцеловал меня в ответ — и я тут же вернула ему сдачу, но он не взял ее, и так мы швыряли и швыряли друг другу звонкую монету. Никогда не думала, что поцелуи могут быть такими громкими. Вздохи и ахи не идут с ними ни в какое сравнение, но они все равно не замедлили потеснить звуки поцелуев. Рука Крэга снова легла мне на бедро, и я, вспомнив, как зовется то самое место, которое способно подарить наслаждение нам обоим, в английской культуре, открыла свои «жемчужные врата» в рай… Правда, Крэг все равно снова долго возился с замком, хотя тот и не нуждался в смазке — не скрипел, а хлюпал, когда умелые мужские пальцы настойчиво раскачивали створки давно открытых для разврата врат. Возможно, я даже знаю причину, которая удерживает его на пороге рая: Крэг не хочет засыпать, боясь нового дня, когда ему снова придется влезть в чужую шкуру.
Мы любили друг друга нарочно медленно, и за окнами явно уже вставало солнце, или же я успела, как тот вредный крокодил, заглотить его, и поэтому солнечные лучи теперь сжигают меня изнутри? Медлительность движений Крэга компенсировалась молниеносной реакцией моего тела на каждое, даже легчайшее прикосновение его рук, губ, языка… Я готова была стонать даже от его горячего дыхания подле моего пылающего уха.
Сумасшествие… Я не только чувствовала, но и слышала каждое движение Крэга: на него отзывалась простыня — тихим шелестом, кровать — протяжным скрипом, и мое тело — всем, чем только могло. Для него тоже впервые наступила полная свобода: любовь без всякого страха, плоть к плоти, огонь к огню. Мы грешили на славу, и пена Всемирного потопа заполняла гостиничную кровать дюйм за дюймом, пока не сомкнулись над нашими головами, напрочь лишив нас дыхания, еще секунду назад сотрясавшего четыре стены, точно военный оркестр.
Наконец, с восходом солнца, волны страсти сменились легкими перекатами… покоя — полного. Я чувствовала, что могу уснуть каждую секунду, так и не выпустив Крэга на свободу. Ему давно уже не надо было не над чем стараться. Мы оба получили то, что хотели. Мы просто не могли расстаться — или это тела, в разладе с разумом, по инерции продолжали своё единение, и мне пришлось сознательно упереться Крэгу в грудь.
