Книга Дикие - Рори Пауэр

ГЕТТИ

— Пора. Просыпайся.

Я сажусь в постели так резко, что бьюсь головой о верхнюю койку. Всю ночь я пролежала без сна, а когда наконец сумела задремать, мне приснился кошмар про мистера Харкера, который превращается в Риз.

— Я серьезно. — Джулия стоит на пороге, подпирая плечом косяк. Я заглядываю ей за спину, ожидая увидеть Уэлч — обычно нас будит она, — но Джулия пришла одна. — У нас не так много времени.

— А где Уэлч? — спрашиваю я, стараясь скрыть тревогу.

— Занята. Вставай.

Я облегченно вздыхаю. Обычная лодочная смена. Если бы Уэлч как-то выяснила, что я нарушила карантин и ходила за ней в лес, я бы уже об этом знала.

Я потираю слепой глаз, снимая корочку, жду, пока второй глаз сфокусируется, и выхожу за Джулией в коридор, погруженный в предрассветный полумрак. Где-то за спиной в одной из пустующих комнат спит Риз.

Я смотрю перед собой, игнорируя укол в сердце. Она выразилась предельно ясно.

Мы выходим на полуэтаж. Внизу, у двери, стоит Карсон. На ней пальто — она всегда мерзнет, — и, заметив нас, она машет рукой. Но на верхней площадке лестницы Джулия отводит меня в сторону.

— Уэлч и директриса были в вестибюле, когда я пошла за тобой. И они были страшно злы. — Она склоняется над перилами, вглядываясь в вестибюль. — Я бы не хотела попасть под горячую руку.

У них может быть тысяча причин, говорю я себе. Нехватка продовольствия, изменения в расписании, сломанные генераторы. Но, когда директриса размашисто выходит из коридора, ведущего в ее кабинет, а Уэлч выскакивает за ней, становится ясно, что дело не в этом. Они слишком встревожены, а значит, проблема серьезная и касается главного. Они знают, что кто-то нарушил карантин. Может, они не знают, что это были мы, но они точно знают, что это произошло.

Уэлч догоняет директрису, и они останавливаются, обсуждая что-то вполголоса. Даже издалека видно, как у директрисы трясутся руки. Я вижу, как у Уэлч краснеет шея.

— Пахнет жареным, — говорит Джулия.

— Наверное, директриса узнала, что мы утаивали от нее шоколад, — произношу я с натянутой улыбкой и прохожу мимо нее. — Ты вроде говорила, что мы спешим.

К тому времени, как мы спускаемся, директриса уже уходит. Уэлч взъерошена после сна, ее французская коса растрепана, и во все стороны выбиваются прядки, а в уголке рта виднеется свежая кровь. Обычно она выглядит так же безупречно, как директриса, но сегодня даже не озаботилась стереть розовую кайму вокруг губ.

— Пошли, — говорит она.

Джулия прочищает горло.

— Нам с Гетти нужно собраться.

— Так собирайтесь живее, — рявкает она, даже не глядя на нас. Я должна испытывать облегчение от того, что она не знает о моем участии, но у меня только сильнее сводит зубы от беспокойства.

Джулия хватает меня за рукав и подталкивает в направлении кладовой, где хранятся куртки и припасы. Она открывает дверь, проверяет магазин, пересчитывает патроны, а я тем временем вожусь с застежками на пальто. Я натягиваю на лоб красную шапку, когда Джулия залазит под стопку одеял и вытаскивает пистолет, копию своего.

— Держи. — Она протягивает пистолет мне, выжидающе подняв брови.

— Нет, в прошлый раз пистолета мне не давали.

— Я знаю. Никому не давали.

Я настороженно разглядываю пистолет. Это какая-то уловка?

— Это Уэлч сказала…

— Слушай, — перебивает меня Джулия. — Ты ведь уже была в лодочной смене, так?

— Да, но у нас не было пистолетов.

— Я видела тебя в конюшне, — торопливо говорит она. — Ты хорошо стреляешь. А мне сегодня нужен хороший стрелок.

— Для чего? — нажимаю я. Где-то на границе поля зрения я вижу лицо мистера Харкера.

— Ты ее видела? — Должно быть, она про Уэлч. — Она на пределе. А может, уже свихнулась.

Я с трудом сглатываю и опускаю взгляд. Подавляю порыв все объяснить. Джулия права. Уэлч на грани. А если она узнает, что это я нарушила карантин? Что она сделает тогда?

Я беру пистолет, ощущая ладонью жесткую рукоять.

— Спрячь его под пальто, — говорит Джулия. — Не хочу, чтобы она про него знала.

В любой другой день ее фраза прозвучала бы странно, потому что это не нормально — мы ничего не скрываем от Уэлч и не пытаемся от нее защищаться. Но сегодня все иначе: я видела, как она оставила в лесу тело Моны, и меня уже ничто не может удивить.