Как ей только удавалось всегда угадывать, о чем думает Фабиана? Мысли читает?
Фабиана взглянула на подругу, крутившую очередной косяк.
Попыталась сделать невозмутимый вид:
— Нет, я думала совсем про другое. — Но у нее на лбу словно аршинными буквами было написано: ПОПАЛАСЬ!
— И про что же ты думала?
— Ни про что.
— Ты думала о том, как зубной скажет твоей матери... "Синьора, ваша дочь сделала пирсинг на языке"...
"Как же ты прешься оттого, что мои меня достают?!" — подумала про себя Фабиана.
— Учти, врачи не имеют права много болтать.
Эсмеральда подняла нос от бумажки и сделала изумленное лицо:
— Ты что, рехнулась? Зубной?
— Говорю тебе. Они клятву дают... Я знаю...
— Ну да, клятву Ксенофонта, как же... Послушай-ка меня... Не ходи туда. Оставайся здесь. Я бы на твоем месте не давала себя постоянно дрючить Говнюку и твоей мамаше... Они же тобой помыкают, ни во что не ставят. Попробуй постоять за себя, хотя бы раз в жизни.
Фабиана поднялась с кровати.
Эсмеральда дала ей силы двинуться домой. Она начала нервно искать одежду в куче раскиданного по полу барахла.
— Знаешь, что я сделаю? Я сниму его перед тем, как идти к зубному. — Ей хотелось добавить, что эта штуковина вообще ей не нравится, что, честно говоря, она противная и, если уж на то пошло, для нее это сплошное мучение, особенно с тех пор, как кто-то ей сказал, что от прокалывания языка может начаться тик, так что до конца своих дней будешь выглядеть как жующий жвачку верблюд.
— Глупее ничего не придумала? Помнишь, что Джеймс сказал? Если снимешь штангу, дырка тут же затянется. — Эсмеральда точным движением языка смочила бумагу и заклеила самокрутку.
Фабиана натянула тенниску.
— Только на время осмотра...
Эсмеральда затянулась и выпустила облачко белого дыма.
— Этого более чем достаточно. Слизистые заживают моментально! И не надейся, что я потом ее тебе обратно вставлю.
Фабиана не ответила. Одевшись, она взглянула на себя в большое зеркало, обклеенное фотографиями Кристины Агилеры и Джонни Деппа. В глазах лопнули сосудики, губы пересохли, как у Реган, девочки в "Экзорцисте"[31]. Она поправила руками волосы и подкрасила губы.
— Ладно, я пошла.
Эсмеральда протянула косяк Фабиане. "Хотя бы дунем вместе на ночь"
— Нет, я совсем никакая. На ногах не стою. Пойду.
— Да ладно тебе, Фаби, ты же знаешь, что курить в одиночку плохая примета, — протянула Эсмеральда жалобным девчоночьим голосом.
— Мне пора...
Эсмеральда схватила подругу за руку:
— Сердишься, потому что я про зубного сказала, да?
— Нет, просто мне надо идти.
Эсмеральда опустила черные глаза, потом вновь подняла взгляд:
— Прости, Фаби...
— За что?
— Ты знаешь за что... Ничего не случится, вот увидишь. Самое большее — твоя мать закатит сцену у зубного... Не переживай.
Фабиана заметила, что злость улетучилась. Эсмеральде достаточно было так посмотреть, и она таяла как дурочка.
— Ладно, только потом я убегаю.
— Я тебя обожаю! — Эсмеральда вскочила на ноги, крепко обняла Фабиану и чмокнула в губы, а потом сказала: — Но только эту мы раскурим по всем правилам. Дай-ка мне бутылку минералки и ручку.
71.
Этот болван Четыресыра опаздывал уже больше чем на полчаса.
Данило Апреа расхаживал по гостиной в галошах, синей ветровке, шарфе и шерстяной шапке, твердя, как заезженная пластинка:
— Это невероятно. Невероятно! Куда он, черт возьми, запропастился?
Он шесть раз звонил ему на сотовый, и каждый раз проклятый абонент был недоступен.
— Что за дубина безмозглая.. — проворчал Данило, обессиленно рухнув на диван. — Ну как иметь дело с такими людьми? Включи телефон, засранец!
Он налил себе четвертую (или пятую?) стопку граппы и, морщась, опрокинул.
Наверное, надо позвонить Рино и сказать ему, что Четыресыра отстает по графику, пропадая неизвестно где.
"Но Рино же сразу взбесится"
А нынче вечером не до разборок.
Они должны быть единой, сплоченной и настроенной на успех командой.
Только как можно составить сплоченную команду из истеричного психопата и городского сумасшедшего?
Он хотел было налить еще глоток, но удержался.
"Не хватало только, чтобы меня развезло..."
Прикрыл глаза, пытаясь успокоиться.
— Он сейчас придет. Он сейчас придет. Он... — затвердил он, как мантру. — Если Четыресыра не придет через четверть часа, клянусь, я его прикончу. — Данило притих и стал слушать, как за окнами неистовствует гроза и как бурлит вниз по улице разбухший от воды канал.
72.
"Ну вот, готово".
Все обитатели вертепа снова были на ногах, мостик отремонтирован. От этого Четыресыра стало спокойнее на душе. Мост давно уже его беспокоил, рано или поздно он построит новый, более устойчивый и широкий, минимум на три полосы.
Четыресыра натянул непромокаемые штаны и в сотый раз проверил, не ускользнуло ли что-нибудь от его взгляда.
Завтра утром он первым делом займется приведением в порядок холмика, и раз такое дело, то уж не сделать ли из него сразу гору, высокую и скалистую. Он мог отправиться на реку и загрузиться парой кругляков с отмели.
"Среди скал живет много разных животных".
"Эти... — Ему не приходило в голову название. — Как их? Которые с длинными рогами и скачут".
"Горные козлы", — вспомнил он, всовывая ноги в резиновые сапоги. На голову он натянул подшлемник, а поверх нахлобучил зеленый шлем-интеграл.
Потом Четыресыра потянулся было к желтому дождевику, но остановился.
Данило сказал ему не надевать его, потому что желтое пятно будет видно за километр.
"Но кто будет торчать на улице в такую-то погоду?"
И Четыресыра снял дождевик с крючка.
Выходить из дому не хотелось. Он бы с радостью остался доделывать свой вертеп.
Почему именно сегодня приспичило им грабить банкомат? В такой проливной дождь?
Четыресыра выключил телевизор в тот момент, когда Рамона выходила голышом из дома, навстречу ей появлялся лесник Боб, и она говорила ему: "Доставай-ка шершавого, порезвимся!"