Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
– Ничего не хочу, – бормотала она, уставившись в стену, и беззвучно плакала.
– А как же я? – теребил ее испуганный супруг, но тут же умолкал под прицелом негодующего взгляда.
– А при чем здесь ты?! – вскидывалась Саша и укоризненно выговаривала мужу: – Это не тебе диагностировали новообразование поджелудочной железы! – так благородно она называла «трехпалую кисту», придуманную Нинон.
– Не мне, – удрученно соглашался супруг и, отступившись, курил на кухне, аккуратно выдыхая дым в отверстие газовой колонки.
Периодически Александра с видом мученицы выходила в свет под громкие аплодисменты не теряющих надежды родственников. Сидя за праздничным столом, она тяжело вздыхала и обводила затуманенным взором присутствующих с таким выражением лица, будто бы уже стояла перед лицом Вечности и поэтому все происходящее казалось ей мелочным и не достойным внимания. Даже тосты – и те Саша произносила со слезами на глазах, словно прощаясь с присутствующими.
«Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», – решила семья и выбросила белый флаг. Тщетно: Нина Андреевна не подавала признаков жизни. Решили караулить во дворе в надежде, что Нинон выйдет выгуливать собаку. Но вместо нее с истерично тявкающим Блэком гуляла сбежавшая от отца-самодура Мила, загадочно ухмылявшаяся всякий раз, когда звучал вопрос, все ли в порядке с Ниной Андреевной, как она себя чувствует и не уехала ли из города прочь.
– Да чё с ней будет-то, – красноречиво роняла космической красоты девушка и замахивалась на заходившегося в лае пса: – Ф-ф-ф-у-у, сволочь!
В ответ «сволочь» скалила зубы и норовила цапнуть Милу за тонкую щиколотку.
Догадавшись, что таким образом ничего не добиться, семья отправила к Нинон парламентера. Его роль досталась сестре Александры Ольге, одной из немногих, кто в той или иной степени сохранял спокойствие в сложившейся ситуации. Как и положено, впустили ее в квартиру с третьего раза. Дверь открыла Мила, проводила по завешанному постельным бельем серого цвета коридору в кухню и там оставила, не говоря при этом ни слова.
– Пришла? А кто-то ноги хотел вырвать… – самодовольно проскрипела целительница заплетающимся языком.
Была она пьяна, и, судя по всему, уже не первые сутки, о чем свидетельствовали устойчивая зеленца под глазами и потрескавшиеся губы, которые Нинон безостановочно облизывала, глядя на стоявшую перед ней Ольгу.
– Нина Андреевна, – взмолилась та, – что происходит?
– А что происходит? – голосом совершенно трезвого человека вдруг произнесла Нинон и попробовала встать, чтобы гостеприимно подвинуть посетительнице второй табурет. Не с первого раза, но у нее это получилось. – Садись! – скомандовала Нина Андреевна и, налив пива в грязный захватанный стакан, подвинула его гостье: – Пей!
– Спасибо, как-нибудь в другой раз. – Ольга взвешивала каждое слово, помня, что ее задача – установить перемирие, черт бы его побрал!
– Другого раза может и не быть, – хитро прищурилась Нинон, открыла было рот и, очевидно, забыла, что хотела сказать. В поисках утраченного слова она обвела взглядом закопченный потолок, тоскливо посмотрела в дверной проем и поправила на груди мятую черную блузку с вышивкой «а-ля-рюс». – Мама-покойница вышивала, – погрустнела Нина Андреевна, и глаза ее вдруг разом осоловели. – Надо меньше пить, – вдруг жалобно произнесла она и всхлипнула. – А я не могу. Как подумаю о них, – она кивнула в сторону окна, – так сердце на части разрывается. Вот, например, отец Герман… Знаешь? (Ольга на всякий случай кивнула.) Не жилец! Сплошная карцинома! И ничего сделать нельзя! Так я ему глаза отвела и сказала: «Спорыш надо пить, батюшка, спорыш». А он смотрит… Вот прям сюда смотрит, – Нина Андреевна прижала руку к груди, – и говорит мне: «Все там будем, любезная…» Люди, они же чу-у-у-уют…
Ольга похолодела. Рассказ об отце Германе встревожил ее не на шутку, особенно вот это проникновенное «чу-у-у-уют». Как знать, может, и Сашка точно так же!
– И что, помочь никак нельзя?
– Не-а. – Нинон утопила острый подбородок в ладонях и, с трудом удерживая локти на столе, проговорила: – Другим еще можно, а ему – все, поздно. У меня пациент был, мальчишка, все говорили: «Анемия, анемия». Бах! Не анемия! («Карцинома», – подумала Ольга.)
– Карцинома, – подтвердила Нина Андреевна. – Отец его ко мне: «Христом Богом прошу». На себя, говорю, возьмешь? «Возьму!» Перевела… Пацан до сих пор бегает… – Нина Андреевна снова кивнула в сторону окна.
– А что отец? – Ольге показалось несправедливым такое окончание истории.
– А что отец? – Нинон немного подумала, вероятно, ориентируясь по ходу, какой сочинить финал. – Рука отсохла. И все. Зато все живы: и сын, и отец.
– А можно так же? Вот, например, снять с Саши и перевести на меня?
– Тебе самой хлебать не перехлебать, – строго покачала головой Нина Андреевна и, по-кошачьи сощурив глаза, ткнула пальцем чуть ниже Ольгиного пупка. – Глисты! Нулевая онкология. Киста на кисте. Тоже мне спасительница нашлась! Своим здоровьем заниматься надо, а то так и до («карциномы», – подумала Сашина сестра) карциномы недалеко.
– И что делать?
– Что делать?! – переспросила Нинон и вскочила со стула как ошпаренная. – Чиститься надо! Клизмы с чистотелом. Сдать кровь на стерильность, сдать кровь на хламидии… Господи! – возопила Нина Андреевна. – Всего лишь одна капля крови! Одна капля! И можно человека спасти… Ну если только на смерть не сделано…
От затейливого сочетания медицинской лексики со знахарской у Ольги закружилась голова. Плюс ко всему в кухню медленно, почти крадучись, вошел Блэк и, угрожающе рыкнув, уселся возле своей, похоже, неделями не мытой миски.
– Жрать хочешь? – ласково поинтересовалась у пса хозяйка, пошарила под столом ногой и пнула полуобглоданный мосол величиной с голову новорожденного ребенка. Блэк снисходительно взглянул на «угощение» и, плотоядно облизнувшись, уставился на окаменевшую от страха гостью. – Иди тогда отсюда! – замахнулась на пса Нина Андреевна, но тот даже с места не сдвинулся: просто показал зубы – и все. – Вот сука, ничё не боится, – с гордостью произнесла Нина Андреевна, после чего снова схватилась за пиво.
– А что будет с Сашей? – превозмогая себя, произнесла Ольга, не переставая поражаться творящемуся вокруг абсурду: нетрезвая женщина, рядящаяся в жеваные одежды спасителя человечества, породистая благородная псина с повадками цепного пса из подворотни, высокие потолки в квартире, предназначавшейся для партийной элиты, о чем свидетельствовали остатки претенциозной лепнины, изгибы которой были покрыты плотной многолетней пылью. Все, к чему бы ни обращался взгляд Ольги, было тронуто печатью неопрятности и разложения. – Так что будет с Сашей?
– Не глухая, – буркнула Нинон, – слышу. Нормально с ней все будет. С вашей Сашей. Как новенькая, еще спасибо скажете.
– Обязательно, – пообещала Ольга и уточнила: – Когда вы ее примете?
– Завтра, – пообещала Нина Андреевна.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
