Звезда, звездаВ мой дом пришла,Сияньем озарила,И смехом, словноПтичья песнь,Историю творила…Я хочу подойти ближе, увидеть ее лицо. Голос я уже слышала – где я могла его слышать? Я изо всех сил стараюсь вспомнить… Снова слышится этот непонятный треск, словно ломается ветка, и пение прерывается.
– Ай! – Я вижу над собой лицо Мусы. Он только что отвесил мне пощечину! Я с силой отталкиваю его.
– Проклятье, Муса! Что ты делаешь?
– Это я тебя должен спросить, с чего ты вдруг на ровном месте хлопаешься в обморок, как театральная актриса, – говорит он сурово. – Я уже около часа пытаюсь привести тебя в чувство! Ты что, каждый раз так падаешь, сбросив невидимость? В таком случае это не слишком удобная способность.
– Не каждый раз… Только в последние дни, – признаюсь я, вставая на ноги. Голова болит. От оплеухи Мусы или от того, что я ударилась при падении? Не знаю. – Раньше такого никогда не было. И обмороки становятся все дольше.
– Чем больше пользуешься магией, тем больше она от тебя требует, – объясняет Муса, давая мне отпить из своей фляжки. – По крайней мере так это работает во всех известных мне случаях.
Теперь уже он оглядывается через плечо.
– Что там? – спрашиваю я. – Увидел что-то подозрительное?
– Просто темно. И разбойники в этих районах порой попадаются. Лучше бы нам поскорее добраться до лошадей. Ты еще жаловалась, что я не отвечаю на твои вопросы. Спрашивай, я постараюсь тебя не разочаровать.
Я знаю, что он просто пытается отвлечь меня, но любопытство побеждает. Я ведь ни с кем еще не говорила о своей магии. Хотела рассказать об этом Дарину, но боюсь добавить ему лишнее бремя. Кто меня точно смог бы понять, так это Кровавый Сорокопут со своей целительной силой. Но сама мысль, что я могла бы обсуждать с ней что-то важное, вызывает у меня отвращение.
– А чего твоя магия требует от тебя?
Муса довольно долго молчит, не торопясь отвечать. Мы идем рядом в сгущающихся сумерках. Над головой загораются звезды, рассыпая по небу серебро. В их свете видна дорога – не хуже, чем при полной луне.
– Моя магия требует от меня попытки проконтролировать то, что я проконтролировать не могу, – отвечает он наконец. – Это магия манипуляции. Я способен речью заставить низшие создания подчиняться моей воле. Именно поэтому мне так хорошо удавалось управлять пчелами моего отца. Но когда я полностью рассчитываю на свою магию, она пробуждает худшее во мне. А именно – тирана.
– А в число созданий, которыми ты можешь манипулировать, входят гули? – спрашиваю я.
– Нет. Я бы не стал пачкать свой разум контактом с такими мерзкими тварями.
Вдруг из-под ног Мусы слышится какой-то щебет, и я замечаю слабую вспышку, похожую на отражение горящего факела в воде. Через мгновение она исчезает, и Муса поднимает руку, которая – я могла бы поклясться – миг назад была пустой. В его руке свиток.
– Это тебе, – говорит он.
Я выхватываю у него свиток и быстро пробегаю его глазами, а потом с презрением возвращаю.
– Здесь нет никакой ценной информации для меня.
– Здесь есть ценная информация о том, что Кровавый Сорокопут ранена, – возражает Муса, забирая у меня пергамент. – И что Отцы кланов обратились против нее. Удивительно, как она вообще смогла выжить. Очень интересно. Хотел бы я знать…
– Я плевать хотела на Кровавого Сорокопута и на политику меченосцев! – шиплю я сердито. – Мне нужно знать, что замышляет Князь Тьмы, с кем он общается!
– Ты говоришь о нем, как о неверном любовнике, – усмехается Муса, и я вспоминаю, как много он знает обо мне и Кинане. О том, что было между нами. На меня волной накатывает смущение. Хотела бы я, чтобы Муса не знал обо мне так много.
– Ах, Лайя-аапан, – он использует ласковое слово мореходов, означающее младшую сестру, и берет меня под руку. – Мы все совершаем ошибки в любви. А я – так больше всех.
В любви. Я глубоко вздыхаю. Любовь – это радость и беда. Восторг и отчаяние. Это огонь, который согревает, но стоит к нему приблизиться – обжигает. Я ненавижу любовь и жажду ее. И это сводит меня с ума.
