Шли минуты, Корин все плакала. Тихо и беззвучно. Ни она, ни он не шевелились. И Кайл думал только о том, как защитить ее.
5
– У вас рубашка промокла, – сказала она наконец.
– Для чего еще нужны рубашки, если не для того, чтобы утирать слезы девушкам?
Она знала, почему он нарочито развязен. И была этим бесконечно тронута. Кайл нашел ее ослепительной. Успокоенной. Невероятно красивой.
С шумом распахнулась дверь в коридор, напоминая, что настоящее – это реальность, в которой следует жить. Появилась Джейн. И остановилась, сразу поняв, что она в этой ситуации лишняя.
– Кайл, когда ты будешь готов… Я хочу сказать, что мы тебя ждем. Я обещала…
– Мы идем.
Джейн исчезла так же быстро, как и появилась, и Корин подумала о словах, которые он только что произнес. «Мы идем», а не «Я иду». Он вопросительно посмотрел на нее. Корин дала понять, что она готова.
Не говоря ни слова, не стесняясь, не разрывая тех уз, которые соединяли их, они пошли по коридору с четким ощущением яркости момента, который они только что разделили. Счастливые. Взволнованные. Потрясенные и ошеломленные тем, что они вместе.
Прежде чем толкнуть дверь главного зала, Кайл сказал, что найдет ее после того, как сыграет. Корин улыбнулась, но не проводила его взглядом, когда он пошел между стульями. Его встретили криками. Само собой разумеется. Звезда… Из плоти и крови! В этот вечер, меньше чем в пяти метрах от первых рядов, он превратился в подарок.
Все стулья были заняты. Корин пришлось сесть на один из столов, которые сдвинули к дальней стене. Кайл занял место на импровизированной сцене, и она как будто ожила. «Сцена – это его жизнь», – подумала Корин. Это было настолько же очевидно, насколько естественно. Кайл сел за фортепьяно и переставил табурет на то место, на котором он должен был стоять. Ведь вещи всегда должны стоять на своих местах, верно? Один палец ошибся, и нота пропущена. Слишком сильно надавишь, и эмоция улетает… Вырывается и исчезает. Тонкость умирает, и банальность занимает место исключительного. Магического. «Достаточно совсем немногого, чтобы все изменилось…»
Кайл извлек из фортепиано две-три ноты. Его пальцы заскользили по клавишам так, словно были с инструментом единым целым, и Кайл запел рождественские гимны.
– Кажется, Санта-Клаус их слышит, – сказал он, подмигивая детям. – Во всяком случае, если хорошенько о нем подумать…
Музыка заполнила зал, и голос Кайла окутал всех. Корин забыла обо всем – как и все остальные, сидевшие в зале, – и не оставила места ни для чего больше. Она была уверена, что все спрашивали себя, осознает ли музыкант свой дар. Петь и играть настолько хорошо и настолько эмоционально верно – это просто… волшебство. Другого слова не подберешь. Да, Кайл, должно быть, немного волшебник. Впрочем, разве он не понял все про Корин? Он обладал способностью видеть то, о чем никто никогда даже не подозревал.
Кайл встал из-за инструмента и с улыбкой сказал, что разогрелся… поэтому пришло время взять в руки гитару. Он снова начал играть и петь. Он был в другой вселенной. «Мне бы хотелось оказаться там, где он…»
Два или три раза – если честно, то намного больше – Корин чувствовала, что Кайл смотрит на нее. На нее. «На меня». До Рождества осталось несколько минут. Корин подумала о своих детях… О будущем суде над Джеком. О близкой и пугающей конфронтации. О разводе. О том, что она оказалась в другом мире. В своем собственном. Корин вынырнула из своих мыслей, только когда женщина с первого ряда попросила спеть одну песню… Кайл ответил, что не может сыграть ее один, без остальных членов группы. Кто-то еще спросил о том, собираются ли он с Пэтси пожениться. Он улыбнулся и сказал, что их нынешнее турне отнимает много сил.
– Ты прав, – крикнула одна из слушательниц. – О женитьбе надо хорошенько подумать! Правда, девочки?
Посыпались другие, в высшей степени личные вопросы, и Корин застеснялась сильнее Кайла. Она соскользнула со стола и убежала в свою комнату.
«Мой концерт закончен».
6
Джек стоял возле окна своей камеры, когда охранник потребовал, чтобы он лег.
– Даже не мечтай, приятель. Рождество уже, наверное, несколько минут как наступило, но отсюда еще никто не убегал.
Арестованный подчинился приказу и сделал вид, что не замечает блестящих ключей, прикрепленных к поясу охранника и вызванивавших сладкую мелодию свободы. Он поклялся про себя, что однажды…
– Кстати, Брэнниган, завтра у тебя появится компания.
– Это мой рождественский подарок?
Охранник хохотнул.
– Что-то в этом роде. Только на твоем месте я бы не стал слишком долго играть с ним. Подарок нервный, читай взрывоопасный.
Джек поднялся на верхнюю койку под внимательным взглядом охранника, который со смехом пожелал ему «очень веселого Рождества». На что Джек ответил:
– И вам тоже.
У него так сильно болела голова, что Джек не мог уснуть, вспоминая все то, что он сказал копам и своему адвокату во время допросов. Он подумал о том, о чем умолчал. О Мак-Логане и о статье, которую его жена-шлюха сумела унести из комнаты. «Ты хитра, но и я не прост, любовь моя. И я заранее тебя благодарю за то, что ты развязала мне руки, я с ним разделаюсь».
Из Джека получился бы отличный игрок в шахматы, если бы у него был вкус к игре. Или хотя бы к шахматам. Отсутствие журнальной статьи означало, что Корин ничего не скажет. «Чтобы защитить своего ублюдка-музыканта». Значит, Джек поступит так же. «Чтобы не привлекать внимания туда, куда я нанесу удар».
О! Это была ночь Рождества и время желаний! Брэнниган составил свой список, словно избалованный мальчишка. Он будет играть тонко и очень осторожно. Не то что этот безмозглый паук, имевший наглость пробежаться по потолку прямо над арестованным Джеком. Тот раздавил насекомое ладонью.
