Другими словами, многие беды общества исходят от сторонников вмешательства, интервенционистов, которые продают сложные решения, потому что к этому предрасполагают их образование и положение. Таким попросту невыгодно предлагать ничего простого: их вознаграждают за восприятие, а не за результат. При этом интервенционисты не несут потерь из-за побочных эффектов, число которых при сложных решениях растет нелинейно.
То же самое происходит с решениями, которые выгодны научно-техническим работникам.
Золото и рис
Инстинктивно мы понимаем, что нейрохирургия не более «научна», чем аспирин, а летать сорок миль из аэропорта Кеннеди в аэропорт Ньюарк – еще не «эффективность», хотя полеты куда более технологичны. Однако применить это понимание к другим областям непросто, оттого мы остаемся жертвами сциентизма, который соотносится с наукой, как финансовая пирамида – с инвестициями, или реклама и пропаганда – с настоящей научной коммуникацией. Сциентизм подчеркивает внешние признаки.
Вспомним о генных модификациях из книги III (и кампаниях по очернению из главы 4). Возьмем историю генно-модифицированного «золотого риса». Многие развивающиеся страны сталкиваются с проблемой истощения и недостаточности питания; мои соавторы Янир Бар-Ям и Джо Норман считают, что корень зла – в простой и прямолинейной проблеме транспортировки. Мы теряем более трети пищевых поставок, так что выгоды от более эффективного распределения намного перевесят все модификации самой поставки. Только подумайте: 80–85 % стоимости помидора – это расходы на транспорт, хранение и потери (нераспроданные запасы), а не расходы фермерского хозяйства. Мы должны увеличивать эффективность распределения, что не требует сложной техники.
Однако «технари» поняли, что здесь есть во что вторгнуться. Во-первых, вы показываете фотографии голодающих детей, чтобы вызвать симпатию и предотвратить будущие споры: любой человек, спорящий в присутствии умирающих детей, – бездушный мудак. Во-вторых, вы обставляете все так, будто любой, кто критикует ваш метод, призывает не спасать детей. В-третьих, вы предлагаете какое-нибудь наукообразное решение, которое вам выгодно, но в случае катастрофы или недорода не чревато для вас долгосрочными эффектами. В-четвертых, вы призываете журналистов и полезных идиотов – людей, ненавидящих все то, что кажется «ненаучным» их ненаучным глазам. В-пятых, вы запускаете кампанию с целью очернить исследователей, которые не исповедуют принцип «к-черту-деньги» и чрезвычайно уязвимы в отношении малейшего пятна на репутации.
Упомянутый метод состоит в генетическом модифицировании риса таким образом, чтобы в его зернах содержались витамины. Мы с коллегами постарались показать, что метод в целом не выдерживает критики. Во-первых, трансгенез (применяемый метод генетической модификации) не входит в категорию, включающую кроссбридинг растений и животных, используемый человечеством с тех пор, как мы освоили землепашество (так мы получили картофель и мандарины). Кроме того, мы не обращаем внимания на классы сложности; последствия для окружающей среды невозможно прогнозировать – никто не исследовал эти взаимодействия. Вспомним, что хрупкость зависит от дозы: падение с двадцатого этажа и падение с кресла – не одно и то же по степени риска. Мы показали даже, что системный риск резко и явно увеличивается. Во-вторых, никто не провел нормальный анализ рисков, а статистические методы, которыми ученые защищают генную модификацию, никуда не годятся. В-третьих, мы призвали на помощь принцип простоты, который называют антинаукой. Почему нельзя дать голодающим рис отдельно и витамины отдельно? В конце концов, у нас нет генно-модифицированного кофе, содержащего молоко. В-четвертых, нам удалось показать, что ГМО несут набор скрытых рисков для среды – вследствие более интенсивного применения пестицидов, убивающих микробиом (бактерии и иную жизнь в почве).