София вернулась к действительности не раньше, чем был наложен последний шов. Она оглядела груду пустых ампул и окровавленных тряпок, а потом посмотрела на Лотара – у того как будто прибавилось краски в лице.
«Как?» – спросила медсестра доктора одними глазами.
Стеве стянул с руки окровавленную латексную перчатку.
– Мы стабилизировали его состояние, несмотря ни на что.
Бринкман привычным движением зафиксировала нитку и бросила иглу в груду мусора.
– И?..
– Он выкарабкается.
Врач вышел из комнаты. София встретила взгляд Йенса, стоявшего в изголовье койки.
– Мы больше не можем играть жизнью этого мальчика, – сказала она.
И тут ее затрясло. Сначала руки – от подмышек. Женщина сжалась, сомкнула пальцы в замок на груди, но дрожь не унималась. Валь подоспел со словами утешения. О том, какая она молодец… Но сейчас они мало значили для Софии. Скорее ей хотелось бы услышать от него что-нибудь оскорбительное, чтобы наорать на него, велеть закрыть пасть и послать к черту.
– Спасибо, – только и сказала она.
31
Стокгольм
Прокурор Черстин Андерссон жила в Энебюберге в доме из зеленого мексиканского кирпича.
Томми прошел к двери по выложенной камнем дорожке. Он уже бывал здесь несколько лет назад, на празднике по случаю пятидесятилетия Черстин, с огромным букетом цветов. Тогда еще ее муж – тряпка нетрадиционной секс-ориентации – рыскал по всему дому в матросской куртке и угощал всех бутербродами.
Три звонка из хрипловатого динамика по ту сторону массивной деревянной двери. Прокурор Андерссон встретила его радушной улыбкой – ярко-красная помада на губах и вообще слишком много косметики.
– Ах, Томми…
Он проследовал за ней в зал по выложенному каменной плиткой полу. Черстин, как всегда, цокала на высоких каблуках – она была маленького роста.
Янссон озирался по сторонам. Лестницу охраняли два фарфоровых зверя в натуральную величину – ягуар и пума. Стены украшали яркие китчевые картины. Томми поморщился – ужасный вкус.
Навстречу им вышел отвратительного вида белый терьер.
– Ее зовут Вовсингер, – представила свою любимицу Андерссон. – Иди сюда, моя маленькая…
Голос у прокурора был громким и резким.
– Какая умница! – восхитился Томми.
Больше всего на свете ему сейчас хотелось пнуть наглого зверя с остатками какашки под хвостом. Но он держался…
– Может, посидим на воздухе? – спросила Черстин и, не дожидаясь ответа, направилась в сторону веранды.
Они вышли на деревянную крышу с бассейном – маленьким, дешевым и ненужным. Точно налитая дождем лужа в дальнем углу крыши.
Там, на крыше, они сели за стол друг напротив друга.
– Ты соорудила себе бассейн? – спросил Томми.
– Да, – кивнула Андерссон, давая понять, что не желает развивать эту тему.
Появился ее муж с подносом.
– Вы знакомы с Якобом? – улыбнулась хозяйка дома.
– Конечно, – кивнул Янссон. – Здравствуйте, Якоб.
– Привет, привет… – отозвался противный сладкоголосый хозяин.
На нем были слишком высоко подвернутые бежевые штаны и свежевыглаженная рубашка в полосочку. Муж Черстин был гомиком и одновременно не был им – как такое было возможно, Томми никак не мог взять в толк. Такие, как он, валяли дурака по телевизору в рождественских программах. Голубой – понятно с первого взгляда. Но с женой и детьми…
Уж не была ли Черстин лесбиянкой? Что, если их брак не более чем соглашение? Янссон терялся в догадках.
Ее муж поставил на стол стаканы и графин.
– Спасибо, Якоб, этого будет достаточно, – сказала прокурор и улыбнулась мужу, точно ребенку.
– Пожалуйста, – кротко, опять-таки как ребенок, отозвался тот.
И ушел.
Черстин посмотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на Томми:
– Так почему ты захотел встретиться со мной именно у меня дома?
– Так удобнее, – ответил Янссон.
Андерссон улыбнулась одними губами, налила себе лимонада из графина.
– Нет, не поэтому. Зачем ты здесь, Томми?
Она отставила графин. Напускного радушия как не бывало. Теперь в голосе Черстин засквозили привычные агрессивные нотки. Янссон работал с ней много лет. Как руководитель она была далеко не подарок. Коллегам не нравились ее постоянные перепады настроения, а также привычка подтрунивать над сотрудниками. Поэтому люди бежали из ее отдела кто куда. Андерссон была карьеристкой – вечно в поиске, вечно недовольна и… никогда не устает. Все это Томми давно знал. И принимал в расчет, когда планировал эту беседу.
– Гектор Гусман скоро будет в Швеции, – сообщил он. – Его передаст нам полиция США.
Прокурор подняла удивленные глаза.
– Гектор Гусман?
Томми молчал.
– Рассказывай, – потребовала Черстин.
– Его взяли в Майами по неизвестной мне причине. Подозрение в убийстве – достаточное основание для выдачи.
– Что у тебя на него? – спросила Андерссон.
– Ничего такого, о чем бы ты не знала, – ответил ее собеседник. – Перестрелка в «Трастене» и непонятная роль в ней Гектора Гусмана.
– И что это значит?
Терьер так и вился у ног хозяйки – омерзительное, трусливое животное.
– В полиции нет ни проб ДНК Гектора Гусмана, ни даже его отпечатков пальцев, – продолжал Томми. – Их обязательно нужно взять. Может, хоть тогда что-нибудь прояснится.
– А если нет?
Где-то в небе застрекотал пропеллер. Янссон поднял глаза, но вертолета не увидел.
– Есть свидетель, – сказал он.
Черстин выкатила глаза.
– Свидетель?
– Свидетель, который был в тот день в ресторане «Дрозд».
– Кто же это?
Томми снова перевел взгляд на жалкую лужу, называемую бассейном:
– Как давно у тебя это?
– Что тебе до моего бассейна? Расскажи лучше о свидетеле.
– Свидетель сейчас вне зоны досягаемости, он прячется.
– Ты выражаешься странно, Томми.
Янссон выпрямился на стуле, почесал ухо и наморщил лоб, делая вид, что думает.
– Этот «Трастен» – самая большая задница за все время моей работы в полиции, Черстин. Не считая Гусмана, конечно. – Он замолчал, стиснув зубы, а потом заговорил снова: – Все, что успела сделать Гунилла, полетело к черту. Она погибла, и я взялся за это расследование. Но так и не смог никуда в нем продвинуться.
