Для этого она и приехала. «Я хочу тебе кое о ком рассказать», – говорит она. Джун молчит и не подает виду, что слушает, но Лидия продолжает: рассказывает о Сайласе, о его родителях, как он несколько лет работал на Люка, а потом следил за ней и однажды постучал в ее дверь. Эту последнюю часть она рассказывает медленно, стараясь не упустить ни одной подробности.
Джун никак не реагирует на услышанное, но, когда Лидия замолкает, медленно прикладывает ее ладонь к своей щеке. Распрямляет каждый палец, закрывает ладонь обеими руками и прижимает, сперва тихонько, потом все сильнее. При этом сама она падает на кровать, сворачивается в клубок и кладет голову на колени Лидии. Обе молчат. Свободной рукой Лидия ласково гладит голову Джун, смахивает несколько выбившихся прядок с ее лица – сперва одну, потом вторую, – и кладет ладонь на ее разгладившийся лоб. Дыхание Джун замедляется, тело обмякает, и она погружается в сон. Черный пластмассовый будильник отсчитывает секунды голубой стрелкой, и Лидия слышит каждую.
Сисси
Я говорила, что могу их поженить – так оно и вышло. До того я делала это всего два раза: сперва поженила племянника с его девятнадцатилетней подружкой, а потом – пару из Оушен-Шорса, которым моя сестра Пэм продала дом. Ребекка и Келли уже давно вместе, но теперь, когда их союз признал законным сам губернатор, они решили зарегистрировать брак. Я только «за».
По сравнению с другими свадьбами, на которых мне довелось побывать, свадьба у Ребекки и Келли получилась скромная. Были только они, семья Уилла (Дейл, Мими, Прю и Майк) да родня Келли – братья, племянники и пара кузенов. Джун тоже пригласили, и она пришла с Лидией. Та объявилась у нас месяц назад. Прилетела в Сиэтл, оттуда доехала на автобусе до Абердина, а уж потом на такси до нас. Когда я увидела Келли в компании этой грудастой темноволосой женщины с чемоданом на колесиках – они шли в комнату № 6, – я сразу поняла, кто она такая. Джун почти ничего не рассказывала о матери Люка, только что у той не ладилось с мужиками – включая родного сына. Однажды она назвала ее деревенской Элизабет Тейлор, и эта женщина, шагавшая в сторону комнаты № 6, выглядела именно так. Пару дней я не заходила к Джун, но в конце концов заглянула – прибраться да занести термос с гороховым супом. Она только этот суп и ест, не считая арахиса, который покупает на заправке.
Когда умер Бен, я буквально поселилась на кухне у сестер. И прожила там несколько месяцев. Жарила все, что находила в «Продуктовом Суонсона»: ветчину, курицу, индейку, свиные отбивные, картошку. Пекла булочки и пышки, объедалась тортами, пирогами и печеньем, которые готовила с утра и съедала после ужина. Когда джинсы перестали на мне застегиваться, я спросила у Элли Хиллворт, нет ли для меня работы в «Лунном камне». Им с Бадом к тому времени было уже за семьдесят, они давно пытались продать отель, и толковая горничная пришлась им очень кстати. Убирать комнаты и носить мусор на помойку все же лучше, чем целыми днями торчать на кухне. Работала я там с девяти до трех и постепенно отвыкла готовить: по выходным наварю себе супа на всю неделю да напеку печенья с цедрой, вот и все стряпня. Живу так уже много лет.
Вскоре после того как Джун поселилась в «Лунном камне», полумертвая и готовая отправиться на тот свет, я принесла ей термос с тыквенным супом. Разрешения не спрашивала, просто принесла, и все. Оставила на комоде, а рядом положила ложку и бумажное полотенце вместо салфетки. К супу она не притронулась. Потом я принесла гороховый суп, но и его она есть не стала. Я продолжала носить еду и через некоторое время стала замечать, что на следующее утро супа в термосе остается чуть меньше, чем было. Все целиком она никогда не съедала, но я приняла это за знак: сама того не ведая, она выбрала жизнь.
Судьба порой бывает жестока, однако я твердо верю, что мы обязаны снести все и сыграть свою роль до конца. Даже если эта роль заключается в том, чтобы умереть от кашля и сигарет или взлететь на воздух вместе с домом на глазах у своей матери. Или быть этой матерью. Кому-то другому может пригодиться твой пример. Или ты сам кому-то еще пригодишься. Например, мальчишке, который захочет вместе с тобой убирать гостиничные номера. Или голодному призраку, залетевшему на огонек. А может случиться и так, что хорошие люди попросят их поженить. И пусть ты никогда не узнаешь, какую роль сыграла, какой пример подала другим и кто за тобой наблюдал – вдруг кто-то или что-то наверху все же наблюдает, как мы тут живем потихоньку. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем зачем. Но, как говорил Бен про все, что меня тревожило, это не моя забота.
Некоторые местные старожилы, узнав про Келли и Ребекку, теперь и носу не кажут в «Лунный камень». Даже моя сестра Пэм, продавшая им отель, поначалу недовольно цокала. Но, как оно часто бывает, постепенно все привыкли. Какие-то вещи сперва кажутся нам возмутительными, а потом мы их и не замечаем. Наверное, местные так и будут цокать да рассказывать анекдоты про лесбиянок из «Лунного камня», про мальчика из резервации, что любил носить мамины сережки, и про меня, полукровку и тварь ублюдочную, что живет вместе с сестрами. Для нас это прекратится, когда мы умрем, но тем, кого мы оставим за собой, еще придется потерпеть. А мы можем только играть свои роли да быть рядом в трудную минуту.
Джун и Лидия проживут здесь столько, сколько нужно. Я буду носить им суп и смотреть, как они возвращаются к жизни. Ночью буду спать в своей старой детской и слушать, как хлопают дверями, спускают воду и ходят по лестнице мои сестры. Утром я буду просыпаться под их голоса и запах свежего кофе.
Ребекка и Келли будут носить кольца, которые подарили друг другу. И вместе состарятся. Лэндисы будут приезжать сюда каждый год. Я буду убирать за ними комнаты и печь им печенье, пока могу, но и потом, когда не смогу, они все равно будут приезжать – с детьми, внуками, подружками, парнями и супругами. Они будут стучать в нашу дверь, а я буду их встречать, старая и скрюченная. Однажды они постучат, а меня уж нет. Всякий раз они будут рассказывать новым членам семьи о мальчике, который здесь жил, убирал комнаты и однажды вырезал собственное каноэ, а на его боках нарисовал семью. Истории будут со временем меняться: каноэ превратится в изголовье кровати, семья – в русалок, а комнаты – в поместья. И никто не вспомнит про нас, кем мы были и что здесь случилось. Морской бриз будет все так же мести песок по Пасифик-авеню и швырять его в окна «Лунного камня», новые люди будут приезжать сюда и идти по пляжу навстречу морю-океану. Они будут любить друг друга, они будут скорбеть и не находить слов. И волны будут звучать для них так же, как звучали для нас, когда мы впервые их услыхали.
От автора
Я не в силах описать словами всю мою признательность этим людям, поэтому просто говорю спасибо Дженнифер Рудольф Уолш, Рафаэлле де Анджелис, Трейси Фишер, Кэтрин Саммерхейс, Карен Кожтольник, Дженнифер Бергстром, Луису Берку, Венди Шеанин, Кэролин Рейди, Дженнифер Робинсон, Майклу Селлеку, Лизе Литвак, Крису Клемансу, Джиллиан Бакли, Кэсси Евашевски, Мартину Беллену, Джону Галлу, Ким Николс, Шону Клеггу, Эмме Суини, Адаму Маклафлину, Сай О’Нил, Джилл Бьялоски, Сюзанне Мэдоус, Хайди Питлор, Стейси Д’эрасмо, Саре Шун-Линь Байнам, Пэт Стрэчен, Изабелль Гиллис, Кортни Хоуделл, Джин Штайн, Робину Робертсону, Луизе Шварц, Кимберли Бернс, Алану Шапиро за прекрасную поэму и Хэйвен Киммель за то, что много лет назад сумела разглядеть шесть слов, из которых потом выросла эта книга.
