Так что в тот день он был не в настроении обсуждать тему, безжалостно поднятую Иреной за запеканкой из рыбных консервов и лапши.
– Ты задолжал за комнату за три месяца, – сказала она. А ведь он даже кофе (растворимого) отхлебнуть не успел.
– Господи! – ответил он. – Смотри, как у меня руки трясутся. Похоже, я вчера крупно перебрал!
Блин, ну почему она не может проявить понимание и подобающую женщине заботливость? Даже проницательное замечание его сейчас морально поддержало бы. «Да, видок у тебя еще тот», например.
– Не меняй тему, – сказала Ирена. – Как ты прекрасно знаешь, нам приходится доплачивать за тебя, иначе нас всех отсюда выселят. Так дальше нельзя. Либо найди деньги, где хочешь, либо освобождай помещение. Мы сдадим твою комнату тому, кто сможет за нее платить.
Джек сгорбился у стола:
– Я знаю, я знаю. Господи. Извините. Я все заплачу, только дайте мне время.
– Какое время? – Джаффри недоверчиво ухмылялся. – Абсолютное или относительное? Внутреннее или измеряемое? Евклидово или кантовское?
Никак нельзя без шуточек на уровне вводного курса философии для первокурсников, причем в такую рань. Вот же козел.
– У кого-нибудь есть таблетка от головы? – спросил Джек. Жалкий приемчик, но ничего другого у него в запасе не оказалось. У него и правда голова раскалывалась. Ирена встала и пошла за таблеткой. Не удержалась от соблазна поиграть в медсестричку.
– Сколько тебе нужно времени? – спросил Род. Он вытащил зеленовато-бурый блокнотик, в котором вел расчеты, – он был бухгалтером их небольшого совместного предприятия.
– Ты уже очень давно просишь дать тебе время, – вмешалась Ирена. – Несколько месяцев, если совсем точно.
Она положила перед ним две таблетки аспирина и поставила стакан воды.
– Есть еще алка-зельтцер.
– Мой роман, – пробормотал Джек. Впрочем, этот предлог он тоже уже использовал раньше. – Мне нужно время, я… честно, я почти закончил.
Это была неправда. На самом деле он иссяк на третьей главе. Он описал действующих лиц – четыре человека, четверо сексуально привлекательных студентов, бурлящих гормонами, – и место действия, трехэтажный викторианский дом с остроконечной крышей недалеко от университета. Студенты изрекали загадочные сентенции о своей духовной жизни и много блудили, но на этом Джек застрял – он никак не мог придумать, чем бы их еще занять.
– Я найду работу, – слабым голосом сказал он.
– Какую, например? – спросила жестокосердная Ирена. – Есть еще имбирная газировка, если хочешь.
– Ходить по домам и продавать энциклопедии, – сказал Род, и все трое заржали. Продажа энциклопедий была последним прибежищем отчаявшихся неудачников и бездельников; кроме того, само предположение, что Джек Дейс способен кому-либо что-либо продать, ужасно рассмешило его соседей. Они считали его неудачником, лузером, чье лузерство заразительно; его сторонились даже бродячие собаки, ибо от него разило неудачей – так явственно, словно он наступил в кошачье дерьмо. В последнее время соседи не давали ему даже посуду вытирать – слишком уж много тарелок он перебил. Он делал это нарочно – очень удобно, когда тебя считают ни к чему не годным, это окупается при распределении домашних обязанностей, но сейчас такая репутация работала против него.
– А почему бы тебе не продать акции своего романа? – спросил Род. Он учился на экономическом, потихоньку играл на бирже на свободные деньги и даже оставался в выигрыше – именно с этих выигрышей он и платил за, черт бы его побрал, жилье. Поэтому, когда речь заходила о деньгах, он становился невыносимо самодовольным – причем сохранил это свойство на всю оставшуюся жизнь.
– Идет, – сказал Джек. Тогда все это было понарошку. Они трое решили подыграть ему – помочь, притворно поверить его притязаниям на талант, дать возможность расплатиться с долгами, хотя бы теоретическую. Так они говорили потом: что вступили в заговор, чтобы подтолкнуть Джека в нужную сторону, убедить, что они в него верят, придать ему уверенности в себе. Может, тогда он оторвет задницу от стула и по правде что-нибудь сделает. Впрочем, они не ожидали, что это на самом деле случится. Они не виноваты, что план сработал, да еще как.
Договор составил Род. Плата за жилье за три месяца плюс один – три, за которые Джек уже задолжал, плюс текущий месяц. Взамен все денежные средства, полученные от публикации его еще не законченного романа, делились на четыре части, по одной каждому из жильцов дома, в том числе самому Джеку. Отсутствие материальной заинтересованности негативно мотивировало бы его. Если он ничего не получит от исполнения договора, он не очень-то разбежится его исполнять, сказал Род, который верил в экономические стимулы. При этом он фыркал, так как не верил, что Джек допишет роман.
Подписал бы Джек подобный договор, если бы у него не трещала голова с похмелья? Вероятно. Он не хотел, чтобы его выгнали. Не хотел оказаться на улице, или – что еще хуже – в гостевой спальне родительского дома в Дон-Миллз, где мать будет причитать над ним и кормить ростбифами, а отец – читать ему лекции, неодобрительно цокая языком. Поэтому Джек согласился на всё и всё подписал, облегченно выдохнул, по настоянию Ирены съел пару ложек запеканки из рыбных консервов и лапши, чтобы чем-нибудь заполнить желудок, и ушел наверх – прилечь.
Но теперь ему предстояло писать этот сраный роман.
Четверо персонажей-студентов, живущих в викторианском доме, были безнадежны. Ясно, что они намертво прилипли анусами, подобно присоскам многоголового осьминога, к сильно подержанным кухонным стульям и в жизни не оторвутся, даже если автор разведет огонь под их седалищами. Надо было придумать что-то другое, что-то совсем новое, и быстро, потому что завершение романа – в каком угодно виде – стало для Джека вопросом гордости. Он не вынесет, если Джаффри и Род будут над ним насмехаться; не вынесет жалости и презрения в прекрасных голубых глазах Ирены.
«Пожалуйста, ну пожалуйста! – молился он в холодную, пропитанную зловонными парами пустоту. – Помогите мне! Помогите придумать, все равно что! Лишь бы это можно было продать!»
Именно так заключаются сделки с дьяволом.
И вдруг, сгустившись из воздуха и мерцая, словно фосфоресцирующая поганка, перед ним возникло видение «Руки», полностью завершенной: ему оставалось лишь записать ее. Во всяком случае, так он потом рассказывал в разных телепередачах. Откуда взялась «Мертвая рука»? Кто знает! Из отчаяния. Из-под кровати. Из детских кошмаров. А скорее всего – из чернушных комиксов, которые он воровал в лавке на углу, когда ему было двенадцать лет: отрубленные, высушенные, самодвижущиеся части тела встречались в них нередко.
Сюжет был весьма прост. Виолетта, прекрасная, но жестокосердая девушка, внешне похожая на Ирену (только талия у нее была тоньше, а грудь – больше), бросила влюбленного в нее жениха, Уильяма – красивого, тонко чувствующего юношу ростом на пятнадцать сантиметров выше Джека, хотя и с тем же цветом волос. Ею двигали исключительно меркантильные мотивы: другой поклонник, Альф, как две капли воды похожий с виду на Джаффри, был омерзительно богат.
